Она проезжала мимо его ограды каждый день. Вертелись выкрашенные в зеленый цвет спицы колес. С руля свисала забавная пучеглазая плюшевая змейка. А привинченный звонок то и дело оглашал пространство вокруг веселым звоном.
Девчонке было лет пятнадцать. И как все пятнадцатилетние, она была уверена, что мир вертится исключительно вокруг ее персоны. Ее конопатый нос был гордо вздернут к небесам. Голые и острые, настолько острые, что казалось о них можно порезаться, коленки торчали из художественно рваных джинсов. Штанины были разной длины, как будто кто-то собирался сделать из них шорты, но быстро бросил эту затею. Очертания плеч и только намечающейся груди под тонкой тканью футболки обещали, что в будущем девчонка не затеряется среди своих ровесниц. Она была красива. Даже с густой, постоянно попадающей в глаза челкой и короткими пшеничного цвета толстыми косичками.
Девчонка проезжала мимо его старой, потрепанной ограды каждый день. Притормаживала, чтобы помахать рукой, как старому знакомому, и снова налегала на педали, уносясь куда-то за границу маленького городка. Он здоровался и желал ей вслед хорошего дня. Девчонка только звонко смеялась. До сегодняшнего дня он даже не слышал ее голос.
В этот раз она остановила велосипед прямо у его калитки. Прислонила к забору и, не стуча, вошла. Он, как всегда, сидел на веранде. Старое скрипучее кресло-качалка имело какое-то свое очарование, не позволявшее выбросить его на свалку, невзирая на все остальные недочеты.
- Здрасте, - у нее был красивый голос. Слишком низкий для ребенка, но безумно красивый. Богатый интонациями. Переливающийся. В нем чудилось что-то необычное, непривычное, не такое…
- Здравствуй, Энни, - ответил он.
- Откуда вы меня знаете? – Нахмурилась девчонка. Ее брови сошлись на переносице, образовав смешную и неуместную на таком молодом личике морщинку.
- Ты каждый день здесь ездишь, разумеется, я тебя знаю. Трудно не знать единственную на весь город Энни, которая ездит в лес.
- Ну езжу, и что?
- Тебе не страшно? В лесу и совсем одна. Туда ведь не зря люди стараются не ходить. Разве ты не слышала, что об этом лесе говорят?
- Мало ли, что люди болтают, - она презрительно хмыкнула. – Их послушать, так и за порог дома ступить страшно!
- Страшно, Энни, страшно. Поверь богатому опыту немолодого человека.
- И поэтому вы всегда сидите на веранде и никуда с нее не спускаетесь? – Боги, как он раньше не заметил ее глаза? Ее глубокие изумрудного цвета глаза? В них можно утонуть, пропасть, исчезнуть…
- И поэтому тоже. И потому, что мне некуда идти.
- Разве у вас нет знакомых? Друзей? Хоть кого-нибудь?
- Нет, Энни, я одинокий человек. А ты? Почему ты каждый день уезжаешь в лес и возвращаешься почти ночью?
- В лесу хорошо, - мечтательно протянула девчонка. Подскочила, бросилась к своему велосипеду, на ходу пообещав: - я к вам еще загляну!
Он ждал. Не мог не ждать. Ведь она обещала! Но малышка Энни как будто в воду канула на несколько дней. Он волновался. Он сидел на веранде допоздна, впервые за всю жизнь повесив на столб старый масляный фонарь. Вслушивался в каждый звук. Но Энни не ехала. Он спускался в подвал и бродил там, окруженный темнотой и тишиной, стараясь прогнать подальше призраки неслучившегося. Того, что он хотел считать неслучившимся.
Она не потерялась. Не упала в овраг. Не столкнулась на своем велосипеде с машиной. Не заболела. Ее не съели волки. Никто не обидел. Не увезли из города. Она не сменила привычный маршрут. Не перестала ездить в лес.
…не умерла.
Ее не могли у него забрать! Только не Энни! Только не его малышку Энни!
Вечером следующего дня он услышал знакомый скрип земли под велосипедными колесами. Девчонка снова остановилась у его забора и вошла. Молча.
- Что сучилось, Энни? – Спросил он. Не мог не спросить. Слишком потерянный вид был у нее. Непривычно притихшая, с потухшими глазами и испачканными ладонями. – Что с тобой случилось?
- Ничего, - она шмыгнула носом и вытерла ладони о джинсы, только сильнее развезя грязь.
- Не хочешь об этом говорить?
- Не хочу.
Они помолчали.
- Хочешь что-нибудь? У меня, кажется, был лимонад, - она угрюмо кивнула, и он отправился на поиски.
Лимонад действительно нашелся. А еще он обнаружил початую упаковку печенья с мишкой на обертке. Печенье он тоже захватил. Девчонка сидела на краю веранды, подтянув колени к подбородку и обняв их. В руке у нее болталась плюшевая змейка.
- Держи, - она взяла стакан, уже покрывшийся прохладными капельками сконденсировавшейся воды. Прижала к щеке.
Себе он тоже налил. За весь вечер они не проронили почти ни слова. Да и не нужны были слова. Девчонка молчала горько, обиженно, глядя в надвигающуюся ночь. А он…он мог только любоваться ею. Густые тени скрывали многое, но не ее красоту. Только подчеркивали. Придавали завершенности.
Потом Энни уехала. Вздохнула, попрощалась, прицепила змейку обратно на руль велосипеда и уехала, оставив его в одиночестве.
Он сходил с ума. Каждую секунду, что ее не было рядом, он сходил с ума. Мир трещал по швам, крошился, разбивался на миллиарды зеркальных осколков, но ни в одном из них не было ее.
Он боялся. Боялся, что она больше не придет. Что она больше не захочет его видеть. Что эта ночь была последней.
Он стискивал кулаки, а потом обнаруживал на ладонях кровоточащие царапины. Он метался в своем доме, как пойманный в клетку тигр. Он исхудал. Под глазами залегли тени, придавая его лицу схожесть с птицей.
Но девчонка продолжала приезжать. Теперь она часто не добиралась до леса, весь день проводя на его веранде. Вместе с ним. Они болтали о тысяче мелочей. Она рассказывала про свою семью. Про дедушку, воспитывавшего ее с самого детства. Про маму, не любившую выходить наружу и запрещавшую то же делать и ей. Про бабушку, которая умела печь пироги с лесными ягодами.