Девочка со свечкой

1

Инга

– Девушка! – несется за мной нежная Маргаритка в туфлях на шпильках. – Девушка, туда нельзя!

Она хватает меня за локоть, но я продолжаю настойчиво двигаться дальше.

– У Марка Николаевича совещание. Вы что, хотите, чтобы меня уволили? – Она заглядывает мне в глаза. – Пожалуйста, подождите здесь. Не заставляйте меня вызывать охрану. – Маргаритка указывает на кожаное кресло, стоимостью в десять моих зарплат.

У нее прозрачные глаза и тонкие ручки – просто веточки. Глядя на нее, я прихожу в себя. Слепая ярость оседает на дно души. Измотанная страхом и бессонницей, я забыла о правилах приличия.

– Воды принесите, пожалуйста. – Осторожно опускаюсь в кресло.

Зажимаю между коленей дрожащие пальцы. В памяти снова всплывает текст вчерашнего сообщения: «Кто убил Свечку?»

Отправитель, естественно, неизвестен. Урод. Кто тебе сказал, что ее убили? Я до сих пор надеюсь, что она жива.

Свечка – моя старшая сестра Настя. Она пропала без вести три года назад. Это ее детское прозвище. Я дала ей его года в три, когда бабушка взяла меня с собой в церковь. Мы ставили с ней свечи за упокой наших родственников. Они тепло мигали в полумраке, напоминая о Настином цвете волос. Ее всегда можно было легко найти в любой толпе.

Прозвище быстро подхватила мама, бабушка, одноклассники и соседи.

Последний раз Настю видели на дне рождения Миры Дмитриенко – лучшей подруги.

Рука с французским маникюром протягивает мне стакан воды с долькой лимона. Благодарно киваю и принимаюсь ждать.

Время тянется бесконечно. По приемной разносятся стук клавиатуры и едва слышные из коридора голоса. Минут через двадцать открывается дверь. Из кабинета выходят несколько мужчин в одинаковых костюмах, отличающихся лишь цветом и степенью дороговизны.

Секретарь не успевает сообщить о моем приходе, потому что в дверном проеме появляется Марк Николаевич Федорцов – предприниматель, владелец какого-то там пакета акций, меценат и просто золотой человек.

Последний раз мы виделись, когда мне было семнадцать. Я кидалась на него и от бессилия даже умудрилась плюнуть в лицо.

Внешность Марка Николаевича обманчива. Он высокий и хорош собой. Обожает старомодные костюмы-тройки, предметы искусства и дорогие тачки.

На это и попалась в свое время моя Настя. Марку Николаевичу даже не понадобилось прилагать усилий, чтобы заполучить нищую провинциалку из задницы мира.

Увидев меня, он удивленно приподнимает брови, но быстро берет себя в руки и обращается к секретарю.

– Марина, перенесите следующую встречу на десять минут и сделайте кофе. – Разворачивается и уходит вглубь кабинета.

На месте Марины я бы не поняла – сделать кофе на двоих или только на него, но она, наверное, понимает босса с полуслова.

Дверь остается открытой. Приняв это за приглашение, я поднимаюсь и следую за ним.

Мои кроссовки и джинсы смотрятся неуместно в его кабинете. Здесь просторно, светло и пахнет большими деньгами. Попав сюда, сразу понимаешь, с кем имеешь дело.

Он сидит за столом, в глазах – холодное спокойствие.

Стараюсь смотреть ему в переносицу, чтобы не столкнуться со взглядом, но меня все равно пробирает озноб.

– Здравствуйте, Марк Николаевич.

Oн старше меня на шестнадцать лет, но из вредности я обращаюсь к нему исключительно по имени- отчеству. Он же, в свою очередь, просто не обращал на меня внимания. Для него я была досадным приложением к Насте, предметом мебели, стоящим в проходе.

Но тут уж было ничего не поделать. Свечка очень любит … любила меня. Большую часть каникул я проводила у них.

– Здравствуй, Инга. – Он кивком указывает на место напротив. – Ты изменилась, повзрослела. Надеюсь, научилась вести себя по-человечески. — У него красивый голос, под стать внешности.

– Я не буду извиняться. Вы знаете, что поступили тогда, как мудак.

Он никак не комментирует мой выпад и продолжает:

– Что привело тебя сюда?

– Это ваших рук дело? – без предисловий кладу перед ним свой телефон.

Он опускает взгляд на экран. Едва заметно сжимает челюсти и снова смотрит на меня.

– Зачем мне это?

– Не знаю. – Пытаюсь засечь малейшее изменение мимики, но его лицо абсолютно непроницаемое. Хотя, чего я ждала, это часть его профессии. – Может, вы таким образом проверяете, не узнала ли я что-то за это время.

Я говорю это, понимая, что мой приход сюда был полной глупостью. Я действовала импульсивно, доведенная до предела. Мне хотелось слить свою боль.

Кто-то намеренно бьет меня по застарелой ране. Я не верю, что Марк Николаевич мог что-то сделать с Настей, но при этом я помню тот вечер, когда спокойствие ему изменило. Он был в бешенстве. Помню разбитую стеклянную перегородку в их квартире и то, как плакала Настя. Так плачут те, кому озвучили смертельный диагноз: отчаянно и безнадежно.

– Ты меня в чем-то обвиняешь? – крутит в руках ручку.

Нас прерывает Марина. Она расставляет на столе фарфоровые чашки, сахар, молочник, кладет серебряные ложки. Глядя на них, я мысленно хмыкаю. Не изменяет своим привычкам даже на работе. Федорцов окружает себя самым лучшим: одеждой, посудой, специалистами, женщинами.

Настя была талантливой художницей.

Складываю руки на коленях и, когда дверь за секретарем закрывается, озвучиваю то, что не дает мне покоя:

– Это сообщение приходит уже месяц. Каждую ночь. Я с трудом приняла неизвестность, а это самое страшное для любого человека, поверьте, – Поднимаю на него глаза, – А теперь этот ужас вернулся.

Я молчу про маму.

Молчу о том, что я даже не могу похоронить Настю. Молчу о выгрызающем душу чувстве вины за то, что сдалась два года назад и прекратила поиски.

Его взгляд – утренняя изморозь. Ему совсем не больно, как будто мы говорим о постороннем человеке.

– Смею тебя заверить: я здесь ни при чем.

– Конечно, – соглашаюсь с ним, противореча себе, – вы же вышвырнули ее из своей жизни и забыли. Вам не пришлось проживать этот ад.