Девушка-катастрофа, или Двенадцать баллов по шкале Рихтера

что-то вроде пролога.

– Кто здесь? – голос молодого человека, жесткий, с притаившейся ноткой отчаяния, заставляет его нового посетителя замереть на полпути.

– Это я, Алекс, – откликается он просто. И добавляет: – Здравствуй, Юлиан.

Парень на больничной кровати вскидывается – пазухи носа раздуваются, грудь ходит ходуном:

– Позлорадствовать пришел? Что ж, самое время.

Его брат качает головой – видеть Юлиана в таком состоянии непросто. Он, как никто другой, знает, каково ему сейчас...

– Я никогда бы не стал делать этого, ты же знаешь. – И с искренним сочувствием: – Мне очень жаль. Уверен, это не на всегда!

– Да замолчи ты, – грубо обрывает его Юлиан, насмешливо искривив красивые губы. – Только твоего сочувствия мне и не хватало. Обойдусь как-нибудь...

Алекс невесело усмехается:

– Ты не меняешься, и это по-своему закономерно.

– Люди вообще никогда не меняются, – произносит Юлиан все с той же насмешкой. – Было бы глупо надеяться на обратное!

И брат не может сдержать улыбки:

– И все-таки я верю в чудеса. Иногда даже самым отчаянным скептикам приходится признать их наличие!

– Ох, черт, – ерничает молодой человек, – я и забыл, что ты и сам у нас что-то вроде ходячего чуда... Зацени каламбур! Неплох, не так ли?

Алекс глядит на брата... с жалостью? Нет, скорее со снисходительным превосходством. Тот многого не понимает, но однажды придет и это... нужно просто подождать. И он, Алекс, умеет ждать лучше многих. Пришлось научиться – жизнь заставила.

– Вижу, чувство юмора тебя не покинуло, – отзывается он на слова брата, – а значит, не все еще потеряно. Продолжай в том же духе!

И у Юлиана даже перекашивается лицо.

– Ненавижу твои проповеднические заморочки, Репейник, – цедит он хриплым голосом. – Просто уйди и оставь меня в покое. И пусть никто больше не приходит – не желаю никого видеть.

– Даже Эмили? – интересуется его брат.

– Тем более Эмили, – зло отзывается тот. – Пусть катится на все четыре стороны! Мне наплевать.

Яростная хлесткость этих слов кажется кощунственной по отношению к яркому весеннему солнцу и трелям щебечущих за окном птиц.

– Зря ты так, – Алекс тяжело вздыхает, пытаясь скрыть одолевающие его эмоции. – Она искренне переживает за тебя... Не отталкивай ее, не надо.

Юлиан рычит, стискивая одеяло побелевшими от натуги пальцами.

– Убирайся!!! Вы все убирайтесь. И эта чертова Катастрофа в первую очередь.

Алекс отступает на шаг назад, поджимает бескровные губы, сглатывает...

– Прости, – это все, что он способен произнести, но и подобная малость воспламеняет в Юлиане новый виток неконтролируемой агрессии.

– Мне никто не нужен, – рычит он сквозь стиснутые зубы. – И никогда не был нужен... Я сам по себе, всегда так было, так и останется. Убирайся и передай это тем, за дверью. – И заключает: – Юлиану Рупперту плевать на все человечество. Особенно на некоторых особенно злостных его представителей... И на тебя в том числе. Убирайся!

Алекс больше не рискует выводить брата из себя: идет к двери и плотно прикрывает ее за собой.

Девушка-катастрофа встречает его большими, полными тайной надежды глазами.

Ему нечем порадовать ее...