Девушка в синем сарафане на берегу моря.

1

То, что одежда является средством психологической характеристики, знают все авторы. Даже начинающие. А некоторые – которым особенно повезло с хорошими учителями литературы – знают об этом ещё со школы.

Но начать эту тему, наверное, лучше не протокольно, а с себя.

Я - барахольщица.

Люблю одёжки, люблю одеваться, одевать кукол, придумывать наряды, и вообще хотела учиться на модельера.

Модельером я не стала, но тряпочно-гардеробная тема в моей жизни до сих пор нежно любима.

И пока я занималась сочинительством – а началось это с 4-5 лет - я всегда реализовывала себя, как модельер. Мне нравилось одевать своих героев, и одевать подробно, пространно, детально и въедливо, чтобы посторонние читатели не вздумали одеть их по-своему и перепутать весь образ какими-нибудь перламутровыми пуговицами.

Моим первым литературным героем, ещё до эпохи письменности в моей жизни, был "мальчик с велосипедом в старых растянутых голубых носках". Что там с ним было, не помню, да и неважно, главное, что он выходил в этих носках из дома и садился на велосипед.

Кажется, на этом самые первые истории кончались: мальчик выводил со двора велосипед и уносился на нём вдаль на зависть всем, кто был без велосипеда.

Но интересно, что уже тогда, в детстве, я умудрялась работать с деталями и цветовой лексикой. Не просто носки, а старенькие, голубые. То есть, сразу можно было делать вывод о герое - социальное положение, психология и даже традиционная гендерная ориентация. Ну, раз носки голубые, а не розовые.

Так дальше и покатилось.

Помнится, я ужасно обижалась на мужчин-советских писателей за то, что они преступно мало уделяли внимание туалетам. Вот писатели 19-го века были молодцы, не скупились на всякие оборочки, бантики, шитые золотом кафтаны и лакированные туфли! Лев Толстой подробно описывал дымковые платья Сони и Наташи, и анютины глазки в волосах у Анны Карениной, и чёрную бархатку на шее у Кити, и это, на минуточку, рядом с громадными полотнами Аустерлица и Бородино.
За это Толстой очень рано стал моим любимым писателем - именно за это, а не за то, что он - мой земляк.

В общем, можно понять, что творилось у меня в ранних произведениях! Все герои были одеты чрезвычайно подробно. Цвет, фасон, отделка, фактура. Вес, лёгкость, прозрачность. А я ещё потом эти туалеты тщательно прорисовывала в иллюстрациях. Например, вот эту курточку - розовую, с белым мехом и с отделкой из кожаных зубчиков. Я эти зубчики сама сочинила и очень сильно ими гордилась. Как несостоявшийся стилист.

Весь этот барахольный пир продолжался до тех пор, пока подружки, которые меня читали на 1-м курсе, не начали говорить, что у меня очень много о нарядах.

Я страшно возмутилась!

Как?! А о чём ещё женщине писать? О революции? Нет, о революции можно, но насколько низко надо пасть, чтобы не описать платье, в котором героиня вступает на путь революционной борьбы! Это ж себя надо забыть! Синим чулком быть! В чём она там на баррикады взобралась? В чём? Может, цвет знамени вовсе и не гармонирует с цветом чулок и перчаток?! И вообще - воевать в однобортном - это позор!

Дальше шли вороха цитат про дымковые платья Наташи Ростовой, белые чулки Даши Телегиной и белые юбки Зои Монроз. В плане туалетов я была хорошо подготовлена, так что ряды оппонентов дрожали.

А я со своим барахлом – побеждала.

Тем более, вскоре у нас начались занятие по текстуальному анализу, и всем нам, студентам истфила, стало уже окончательно ясно, что упоминание об одежде персонажа просто необходимо в хорошей литературе. И для полноценного отражения эпохи, и – самое главное – для психологической характеристики персонажа. Не абы как одеваются наши персонажи. Не абы. А со смыслом и подтекстом, которые нужно уметь разгадывать.

Почему у Сонечки Мармеладовой драдедамовый платок зелёного цвета, а не какого-то другого?

Почему у Наташи из «Трёх сестёр» розовое платье с зелёным поясом?

Почему так часто упоминается халат Ильи Обломова?

Короче, я очень быстро поняла, что со своими кожаными зубчиками и революционными перчатками до локтей я была абсолютно-абсолютно права.

А чтобы не быть голословной – посмотрим, как там у классиков – и уже упомянутых мной, и других. У классиков, у которых, на минуточку, стоит поучиться.

Вокруг девушки постепенно утих шум; стало так почтительно и прилично, как будто на берег сошла дочь некоего фантастического начальника всех гаваней мира. Между тем на ней были простая батистовая шляпа, такая же блузка с матросским воротником и шелковая синяя юбка. Ее потертые чемоданы казались блестящими потому, что она сидела на них.
Биче Сениэль - Александр Грин, «Бегущая по волнам»

На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма вместительный, так что Обломов мог дважды завернуться в него.
Илья Ильич Обломов - Гончаров, «Обломов».

Они были большие модницы, хотя и одевались стандартно: лихо надетые набекрень белые суконные беретики, аккуратные короткие пиджачки на стройных миниатюрных фигурках, нарядный носовой платочек, засунутый в рукав, на плотных ножках туфельки-танкетки, в волосах сбоку пластмассовая заколка.
Портрет фабрично-заводских девушек - Валентин Катаев, «Алмазный мой венец».

Она была в белом суконном костюме, обшитом на рукавах, от кисти до локтя, длинным мехом черной обезьяны. Ее фетровая маленькая шапочка была создана великим Колло.
Зоя Монроз - Алексей Толстой, «Гиперболоид Инженера Гарина».