Девятка

Глава 21

От надежды дрожал я каждой жилкой, от надежды обрывалось у меня все внутри. О, надежда, победительница скорбей, это она нашептывает слова утешенья обреченным даже в темницах инквизиции.

Эдгар Аллан По – «Колодец и маятник»

Я не хотел давать эту клятву. Но лучше видеть рядом счастливую сестру, чем несчастную.

Мы с Садрин спешили к двери в Ньяд. Там умирали со скуки вратовые ангел и черт. Этих я узнавал – они когда-то взяли у Аода бутылку вина взамен на то, чтобы тот смог пробыть в Рьяде подольше.

Меня они узнали, но никак не препятствовали переходу в другой мир. Неужели Садрин внушает страх ангелам с чертами?

– Садрин, в Ньяде жарко, – любезно предупредил я.

– Ничего.

Она открыла дверь и ступила на ту сторону. Низкое красное солнце отсвечивало от ее кожи. В тумане Садрин казалась белым призраком в черном платье. Ей шел красный цвет, которым был окутан весь Ньяд. Она держала спину прямо, и рядом с ней я чувствовал себя вошью. Мое призрачное тело выделяло литры пота, а ей, казалось, все равно. Она как будто и не чувствовала этой жары.

Ей шел Ньяд. Святая как будто была создана для него, чтобы быть в его центре. Я вел ее по знакомому пути. Ничего не видно, но тело помнит дорогу. Пройдя двести раз туда и обратно, я отлично ее запомнил. Садрин шла рядом. Слишком близко, даже слегка касаясь своим плечом моего. Здесь слишком легко потеряться, тем более тому, кто находится тут впервые.

Кругом снуют черти, подгоняя несчастных девяток и восьмерок. Доставалось даже тем, кто нормально работал. Бедные. А ведь я такой же! И я мог сейчас быть рядом с ними, точно так же таскать камни, получая плетью по красной прожаренной Ньядом спине. Но я выбрал свободу. И смерть.

Садрин, как бы ни пыталась держать статную осанку, невольно вздрагивала, когда в очередной раз кому-то из рабов прилетало от надзирателя. Она сжимала одной ладонью вторую и поджимала губы. Я замечал, как она старательно избегает смотреть в сторону местных жителей. Но то и дело прямо перед нами из тумана возникали очередные мученики.

Здесь было тихо. И, если оставаться в одиночестве, то каждый сойдет с ума.

– Тут и правда нет огня, – заметила святая.

– Да, – ответил я.

Мне было не по себе. Я не мог на все это смотреть только из-за той мысли, что могу оказаться на месте любого из девяток. Есть какую-то непонятную слизь, получать от надзирателей и быть низшим среди низших. А сейчас несмотря на то, что я, по сути, остался девяткой – есть те, кто прислушивается к моему мнению. Это Аод, ангел и даже Садрин. А еще у меня есть младшая сестра – это самый важный повод для того, чтобы остаться в живых.

Нет, я не дамся Гортею. Я не позволю расчертить на моем лбу десятую линию. Я выполню уговор, но я вырвусь, найду способ убежать. Ведь у меня всегда это получалось. О чем речь: бегство – лучшее, чему я научился в жизни. Если бы за побеги давали награды, они бы все принадлежали только мне.

С другой стороны, бегство редко приводило меня к чему-то хорошему. Смерть – самое худшее, что случалось со мной из-за него. Хотя, наверное, клеймение похуже, чем смерть. Лучше бы я умер еще тогда.

– Здесь нет никаких домов, – сказала Садрин, все еще вглядываясь в туман. – Где же живут люди?

– Нигде, – ответил я. – Они спят и едят на улице, по расписанию. У чертей есть дома, но те в них редко когда заходят. Там ужасный бардак. Хуже я видел разве что у тебя дома.

Святая не ответила. Она смотрела на красное солнце, что висело уже низко к горизонту. Вид у нее был несчастный, и я подумал, что можно было бы попробовать... Но тут я оборвал свою мысль, чтобы Садрин ее невзначай не услышала.

Я взял ее за руку. Она оказалась удивительно холодной для такого горячего места. Садрин никак не отреагировала – руку не вырвала, но и не пошевелилась, чтобы сомкнуть пальцы на моей ладони. Казалось, она даже не заметила этого прикосновения. Интересно, о чем же она сейчас думает? Как жаль, что я не могу читать мысли, как она.

– Я думаю о том, – начала Садрин, – как странно видеть движение солнца по небосводу. Солнце на Алкеоне движется незаметно, а здесь я вижу, как постепенно оно клонится к горизонту, как оно медленно движется, подобно...

– Ну, не надо мне тут речи двигать, я все равно этого не пойму. Не создавай романтику из Ньяда. Дело в том, что здесь сутки короче. Из-за этого людям и приходится трудиться постоянно, практически не уделяя время на сон. Самое страшное в Ньяде – не жара, как думают жители Алкеона. Больше всего страданий приносит нехватка сна. Именно из-за этого девятки и лишаются рассудка.

Садрин промолчала.

Солнце окончательно село за горизонт, и теперь туман, не подсвеченный внешним светилом, выглядел более густым и непроницательным. Мы шли в полной тишине. Люди и черти остались позади, и я знал, скоро мы будем проходить дверь. Ту дверь, которую стерегли искуситель с хранителем, ставшие привратниками. Странно, но необычная ностальгия опустилась на меня в этом месте. Можно сказать, отсюда все и началось. Мне даже немного приятно вновь находиться здесь. После всего, что я прошел, я не могу относить себя к обычным девяткам. Я силен и проворен, как бы высокомерно это ни звучало. Я ушел от демона, подержал в руках «правду», сбежал из Ньяда и даже смог получить разрешение архангела на посещение сестры. Нет уж, к жизни девятки я не вернусь ни за что. И окончательно умирать я теперь не намерен. Черт возьми, да мне даже начинает нравиться такая насыщенная жизнь и постоянный риск ею! Даже поход к Гортею. Страшно, но любопытно.