Девятый вал

Девятый вал

I

Волна, нахлынув, спадает.
                Играя в свои безжалостные игры,
                               она кипит и пенится, затягивая всё,
                                               что глупо оказалось на её пути,
                                                               в свой ледяной водоворот.
                                                                              Первая волна…

– Папа, папочка!..

Солнечный свет, должно быть, уже давно разбрасывал яркие пятна по бунтующей за окном зелени, когда звонкий голос дочери пробудил меня от тяжелого, безотрадного сна.

– Папа!..

Я с превеликим трудом приподнялся в кровати, всем существом ощущая знакомые признаки тяжелого похмелья.

– Что случилось, солнышко? Крис? – голос не слушался меня, с явным трудом прорываясь из гортани. – Кристи!

– Кто-то звонит! Я не могу… я не могу дотянуться!..

Эта квартира явно не была предназначена для воспитания маленьких девочек. Об этом говорил неудобный и продавленный диван в холодной комнате для гостей, на это намекало количество кухонных шкафчиков, в которых совершенно не хватало места для хранения любимых сухих завтраков дочери. А сейчас об этом трезвонил и настенный телефон, подвешенный ровно таким образом, что до него никак бы не смог добраться семилетний ребенок. Дэви, Дэйви… и как ты здесь живешь? Вот черт… ну до чего же тяжело!

– Папа, папочка, телефон зазвонил, а я не могла до него дотянуться! Я хотела принести табурет с кухни, но звонить уже перестали! Папа? – Крис ворвалась в мою комнату со звонким всеобъемлющим щебетом, словно заблудившаяся в этой берлоге синичка. Она подбежала к кровати; её крохотные розовые пальчики заботливо и пытливо пробежались по моей трехдневной щетине, и я, невольно улыбнувшись, привычно сделал вид, что яростно пытаюсь их укусить.

– Ай! Ты колючий! Ещё и кусючий! Вот ты какой! – она залилась весёлым смехом и, словно её подхватило сквозняком из приподнятого окна моей спальни, мгновенно унеслась прочь. Со странной смесью удовольствия и похмельной муки я слушал, как гулко стучат её пятки по скрипучему дубовому паркету. Ах, черт побери… а ведь придется вставать…

Да! Я не пил алкогольных напитков уже неполных три года, за исключением, быть может, бокала дешевого игристого вина на Рождество. И то, это было, наверное, в прошлом году. А в остальном же – сухой закон. Но утро неизменно встречало меня знакомыми мучительными симптомами, терпеть которые я уже давно приучил себя молча – и принимал их, скорее, как должное. Наверняка на мне сказывались тяжелый, загруженный график, нерегулярное питание и бесконечные проблемы со сном.

– Звонят, папочка! Опять звонят!..

Судя по невнятному шипению и приглушенным квакающим крикам, которые неслись из гостиной, ее внимание уже всецело было поглощено одним из тех дурацких мультиков, в которых видят смысл и находят какую-то логику одни беззаботные дети.

Придется, Дэви. Придется тебе встать.

Я посмотрел на часы: будильник не звонил, хотя часовая стрелка уже перевалила за девятку и неумолимо приближалась к десяти. Стрелка будильника упиралась в восьмерку. Сломался он, что ли? А может, это я проштрафился? Забыл завести? Вот ведь… Минус еще один час из НАШЕГО с Кристи времени. Нет, вдумайтесь! Целый час…

Раздосадованный этим открытием, я неуклюже поднялся с кровати и шустро пошлепал босыми ногами в коридор, к весело и настойчиво пиликающему телефону, в чьем голосе мне все-таки слышалась какая-то фальшиво-заунывная нотка.

– Алло.

На другом конце линии, сквозь шорох и писк, сквозь шелест и вздохи сплетенных в тугой клубок помех, раздался глухой женский голос:

– Алло! Алло! Ты почему так долго не отвечаешь? Ведь ты прекрасно знаешь, что мне довольно дорого звонить к тебе, так почему я кроме денег должна ещё тратить и нервы?

– Приветствую, Эн. Я только что встал.

Меня уже почти совсем не раздражал ее враждебно-деловой тон, ведь я успел к нему привыкнуть за последние пять лет. В конце концов, она имела право быть враждебной. Во всяком случае, она уж точно так считала.