Дима был пьян, но, несмотря на это, вёл машину. Притом с превышением скорости по ночной трассе, обгоняя редкие «тормоза» через двойную сплошную. Как лихач до сих пор не разбился — непонятно. Он уже мало что соображал. По сути, за него рулил автомат подсознания, лишний раз доказывая: рефлексы не пропиваются. Даже тот факт, что неадекватный водитель пристегнулся ремнём безопасности, говорил, что инстинкты самосохранения иногда закусывают.
А ещё он не стал мочиться под себя, когда приспичило. Правда, пожалел не штаны, а новую машину, за которую ещё кредит не выплатил. Вот этот факт всплыл в голове даже в шторме выпитой водки. Только, добравшись до обочины отлить, не удержал равновесия и нырнул в кювет, продолжая при этом справлять физиологическую потребность.
Благо откос оказался неглубоким. Да и мощный борщевик принял на себя падение бренного тела, не дав бедолаге закончить начатое, лёжа в кювете с разбитым носом. Мощное растение застопорило размякшее туловище между своими травинами в руку толщиной в экстравагантной позе с прогибом спины. Вот и говори после этого о вреде сорняка. Может, он тогда Диме жизнь спас.
Как назло, ни один гаишник по пути не тормознул. Не отобрал права. Не загнал машину на штрафстоянку. А главное — не конфисковал оставшуюся недопитой бутылку водки, которая, к счастью, уже сама где-то потерялась. Да и какие стражи дорожного развода в глухой ночи и так далеко от Москвы? Где вообще находился, Дима уже давно не понимал, а дорожные указатели категорически отказывались читаться, превратившись в абракадабру нерусскую.
Как он покинул столицу — не помнил напрочь. Потому что проревел этот момент. Даже не так. Прорыдал в голос от обиды и отчаяния, колотя по рулевому колесу и по соседнему пассажирскому креслу. Притом последнее лупил наотмашь, со всей дури и с особым остервенением.
Казалось, всё выпитое за свадебным столом, где они с Ольгой гуляли в качестве друзей жениха, вылилось через слёзы практически сразу. После чего наступило отупение. Время и какие-либо мысли замерли. Так он проехал ещё непонятно сколько.
Затем вспомнил о прихваченной со стола бутылке водки. Не сбавляя скорость, откупорил «беленькую» и хлебал, как воду, абсолютно не чувствуя, что за дрянь употребляет. А после падения в борщевик вообще обозлился на весь мир. И вот в этом «приподнятом» из кювета настроении и находился последнее время.
Все стёкла в машине опустил, кроме лобового и заднего. Их тоже пытался, но кнопки не нашёл. А к ночи посвежело. Градусов десять, не больше. Зачем-то в полную силу молотил кондиционер, но при этом ему было жарко. Особенно горело лицо, словно его абразивной шкуркой натёрли.
Дима открыл окна, не вентилируя поганое настроение, а выплёскивая его на всю округу. Он что было мочи голосил непристойные ругательства в адрес своей теперь уже ненавистной супруги, полоща её светлый образ в нечистотах разной консистенции. Затем какое-то время без слёз выл и опять принимался костерить супругу, всякий раз обещая как можно скорее развестись с этой сукой к членам собачьим.
А всё начиналось вполне благопристойно, как и любой семейный праздник подобного уровня. Они с Ольгой, нарядные, трезвые и, на взгляд со стороны, влюблённые друг в друга, сидели за свадебным столом и кричали молодым «Горько!». Их собственный брак длился уже больше двух лет, и для молодожёнов они считались благополучной парой со стажем.
За их столом сидели только друзья жениха. Пацаны прибыли на торжество все как один с подругами. В своей компании сиделось комфортно, непринуждённо, весело. Пока не напилась Ольга. Дима даже не заметил, как это произошло. Да и не следил он за ней, общаясь в большей степени с друзьями.
Он не помнил, кто завёл разговор на постельную тему. Все ржали. А вот Оленька сначала ни с того ни с сего пьяно разревелась, да так, что не остановить. А при попытке её успокоить с ней вообще случилась истерика. И благоверная при всех начала такое говно на Диму выливать, что он теперь за всю жизнь не отмоется.
Оказалось, что её муж, то есть он, как мужик — полный ноль. Ничтожество с членом на полморковки. Скорострелка конченая, что только сунул, тут же кончил. И что она, бедная, оказывается, за всё время их близко-телесного знакомства ни одного оргазма от мудака не испытала. И что козёл, то есть опять же он, сделав свои два «дрыга», отваливает на бочок и тут же засыпает. А она, разнесчастная, чтобы получить разрядку, вынуждена заниматься мастурбацией и реветь в подушку.
Да, Ольга много чего наговорила. Дима и не запомнил всего. Но такого публичного унижения в жизни не испытывал. И как только смог всё это пережить? После такого он видел для себя только два пути: либо её убить, либо покончить с собой, не пережив позора.
Вот последним он и занимался. Потому что, положа руку на сердце, посчитал, что Ольга была всё же в чём-то права. Он как-то о подобных вещах даже не задумывался никогда. Но зачем при всех-то?
— Сучка драная! — с остервенением процедил он сквозь зубы, обгоняя очередную фуру. — Ненавижу!
И, ныряя обратно в правый ряд, вдруг высунул лицо в окно навстречу ветру и что было мочи заорал: «Суккуба вонючая!»
— Это с какого перепуга вонючая? — раздался истеричный женский возглас с пассажирского сидения. — Ты свои штаны понюхай, зассанец.
Дима обернулся на неожиданно объявившуюся пассажирку. Вдавил педаль тормоза в пол что было дури и попытался вывернуть руль в противоположную от привидения сторону, материализовавшегося рядом. Но миниатюрная ручка девушки не только вовремя перехватила баранку, но и, не прилагая усилий, крутанула её в обратную сторону, чуть не выломав водителю руки!