Диадема возлюбленной Августа

Пролог

Пусть эту книгу

прочтёт тот,

кому это нужно.

О любви первого римского императора Гая Юлия Цезаря Октавиана Августа и его третьей жены Ливии Друзиллы ходит множество легенд, как и о многих парах прошлого, дерзнувших дать повод верить в подлинность их чувств. Презирающие словоблудие историки с завидной уверенностью рассказывают, что, став законной супругой, венценосная дева жила скромно, самолично вела хозяйство, заботилась о муже, не часто носила украшения. Приправим строгую картину малоизвестным фактом — или вымыслом — к одной из своих драгоценностей Ливия всё же относилась с особым трепетом.

Невероятно тонкой работы диадема, роскошная в своей простоте и нежности изогнутых лепестков роз и крошечных шипов, утопавших в прекрасных локонах возлюбленной Октавиана. Откуда? Как могла она появиться у женщины столь скромных вкусов и почему была так дорога, что хранилась почти в секрете от целого мира, ни разу не надетая ни на один светский приём?

Вот легенда, достойная любопытства, удовлетворить которое поможет иная дева, что могла бы жить пару тысяч лет спустя.

В расшитом жемчугом свадебном платье цвета слоновой кости невеста двадцать первого века не уступала бы по красоте древнеримской матроне. Венок живых цветов на идеально завитых волосах, лёгкая струящаяся фата, стильный букет. Она шла по проходу, усыпанному лепестками роз, к алтарю, где подле священника ждал молодой миллиардер в белом фраке с бутоньеркой того же сорта фиалок, что были у неё в руках. Шла гордо и важно — знала, как произвести наибольший эффект на “зрителей”, как стать воплощением мечты и зависти миллионов. Много ли на земле осталось счастливиц, которые, положа руку на сердце, не грезят о роскошной свадьбе и безумно влюблённом богатом женихе, разом решающем все проблемы? Меган не входила ни в число неоперённых мечтательниц, ни в клан пристыженных реалисток. Она твёрдо знала, что на всех богачей не хватит, и ей нравилось считать себя одной из причин этого грустного обстоятельства. И не единожды.

Увы, её уже четвёртой свадьбе не суждено было завершиться банкетом. Как только Меган поравнялась с третьим рядом гостей, двери церкви с грохотом распахнулись и сердце девушки пронзило громогласное:

— Полиция! Ни с места! Никому не двигаться!

Она замерла, точно лань за секунду до выстрела бездушного охотника. Бежать или уже поздно?

— Шарлотта Лиллит Томпсон, или как там вас! Поднимите руки так, чтобы я видел! Вы обвиняетесь в убийстве Джонатана Маккензи.

Меган, названная новейшим из её липовых имён, так и осталась стоять среди испуганных перешёптываний гостей, крепко стиснув букет.

“Призрак… мёртв?”

— Вы имеете право хранить молчание, всё, что вы скажете, будет использовано против вас в суде. Шевелись, крошка, твой дешёвый спектакль окончен.

Ни разраставшийся гул толпы, ни шок на лице жениха, ни топот армейских ботинок за спиной так и не смогли завладеть её памятью. Лишь две вещи в ней отпечатались навсегда: как звонко сомкнулись вокруг запястий холодные наручники и как крадучись ускользнула за спиной обманутого миллиардера одна вероломная подружка невесты.

Что общего может быть у Ливии первого века нашей эры и Меган начала третьего тысячелетия? Догадываетесь?