Диагноз: Любовь. Осенённая ангельским крылом

2. О чём рассказывает дым сигарет

Бессовестно задержав не меньше, чем на месяц, обещанную рукопись с окончательным вариантом нового романа, две недели тому назад Мари наконец-то явилась пред ясны очи своего литературного агента.

- Явилась, душа пропащая...Издатель роет землю копытом…

- Знаю-знаю, Клод...Извини...Так уж вышло…

- Ну, давай сюда своё детище. Посмотрю, что ты там накропала…

Массивный антикварный стол Клода Леру расположен таким образом, что авторам приходится пересекать огромный кабинет по диагонали, под не всегда благосклонным взглядом своего агента. Добравшись до места, многие из них падали на стул напротив «шефа» практически бездыханными. Все внутренности сковывало холодом: «Что скажет САМ?». На самом деле окончательное решение принимал издатель, но ни для кого не секрет, что Леру мог "замолвить словечко" и оказать протекцию авторам, виляющим перед ним хвостиками, как послушные комнатные собачкам.

Мари не боялась Клода. И не потому, что тот со школьной скамьи дружит с Морисом. Просто ей всё равно: напечатают ли эту книгу. Нет, она не «зазвездилась». Скорее, выгорела…Удивляло её лишь то, что это случилось так скоро. Приносившее поначалу радость занятие стало отнимать последние силы, вместо того, чтобы наполнять душу энергией от реализации в творчестве…

На полпути между входной дверью и «наполеоновским» рабочим столом Клода нёс вахту журнальный столик, кажущийся невероятно хрупким, но выдерживающий солидные нагрузки.

В некоторых вещах Леру невероятно старомоден: например, он предпочитает обычные бумажные рукописи продвинутым современным носителям. Авторы матерились — кто про себя, а кто и вслух — но покорно распечатывали свои творения в двух экземплярах.

Следуя отработанному до мелочей ритуалу, Мари опустила одну из распечаток романа на тот самый «хрупкий» столик, рядышком с парой десятков подобных же папок. Этот экземпляр отправится на вычитку, как только будет дана отмашка сверху.

Второй экземпляр лёг на зеленый бархат стола, и Клод Леру тут же схватил папку, подобно наркоману, дождавшемуся долгожданной дозы. Быстро пролистав титульные страницы, он углубился в чтение — смакуя фразы, как гурман изысканное блюдо. Он ждал этого романа с нетерпением: доход от продаж предыдущей книги превысил все его ожидания. Мари Амиди становилась курочкой, несущей золотые яйца.

«Курочка» примерно представляла себе, о чём думает её агент, но до тех пор, пока её не обижали при разделе пирога — а надо признать, что грешно было бы обижаться — ему позволительно думать о чём угодно.

Наблюдая за лицом Леру, увлеченно «проглатывающего» страницу за страницей её рукописи, Мари курила сигареты одну за одной. Клод, отгоняя дым, плывущий в его сторону, махнул рукой раз, другой и, наконец, не выдержал.

- Может, хватит уже? - укоризненно глядя на чиркнувшую в очередной раз зажигалкой Мари, он потянулся через край стола и вытащил сигарету, зажатую между губ, накрашенных ярко-розовой помадой.

- Ну, давай ещё и ты… - Мари удручённо вздохнула и принялась барабанить ногтями по полированной поверхности стола. Клод болезненно поморщился, но замечание по поводу раздражающего звука оставил при себе. Сломанную сигарету он отправил в ужасно нелепо смотрящуюся среди антикварной мебели суперсовременную мусорную корзину.

Прежде чем снова углубиться в чтение, он взглянул на Мари.

- А что, Морис наконец-то взбунтовался?

- Издеваешься? Так он мне и позволит курить дома — у него же… - Мари картинно подняла к лицу руки с растопыренными пальцами и продолжила, изменив голос до неузнаваемости - «голосовые связки, которые стоят миллион долларов, а ты хочешь их убить пачкой дешёвых сигарет?!»

Клод Леру дружил с Морисом Лангелитье достаточно долго для того, чтобы услышать в этом крике души интонации «волшебного голоса Квебека». Улыбка тронула губы агента, но он тут же снова посерьёзнел.

- Мари, ты действительно СЛИШКОМ много куришь. Не думаю, что у тебя такое железное здоровье…

Лицо женщины в краткий миг приобрело цвет зрелого помидора. Она набрала в лёгкие побольше воздуха, напоминая пловца-олимпийца перед последним стартом, и обрушила на своего агента возмущенную тираду.

- Ах, тебя взволновало моё здоровье! Надо же! Когда я не сплю ночами, ваяя очередной «шыдевр», скупаю в ближайших аптеках стратегический запах увлажняющих глазных капель и пью литрами крепчайший кофе - тебя всё устраивает. А то, что я много курю, тебе вдруг поперёк горла встало?! Знаешь что? Иди ты к чёрту!

Мари сорвалась с места, но, сделав всего несколько шагов в направлении входной двери, подстреленной птицей неуклюже опустилась в кресло у журнального столика. Закрыв лицо руками, она сидела молча, без движения, несколько минут. Затем из-под ладоней, полумесяцами скрывавших покрасневшие от многочасовых ночных бдений за компьютером глаза, и дрожащие от недосказанных слов и невыплеснутых эмоций губы, глухо донеслось:

- Я устала, Клод…Ах, как же я устала...

- Нет проблем, отдохни… - Леру потянулся за чековой книжкой. - Я выпишу тебе аванс... А потом - с новыми силами — за новый роман, а?

Тонкие руки упали на колени, задев по пути какую-то рукопись. Белые листы тихо спланировали и рассыпались веером на тёмно-зелёном ковровом покрытии.

- Спасибо, Клод, мне не нужны деньги…

Голос Мари, безжизненный и тусклый, как лампочка малой мощности, удивил даже видавшего виды литературного агента. Судя по рассказам закадычного друга, Мари Амиди частенько бывала непредсказуема, как стихийное бедствие, но ещё ни разу не демонстрировала она своего характера в кабинете Леру. И его насторожило подобное настроение ведущего автора, на которого он поставил слишком много…

- Я могу тебе чем-то помочь, Мари?

Женщина как-то обречённо покачала головой и Клод обратил внимание на глубокие тени у неё под глазами и суровые морщины в уголках рта, которых не замечал раньше. Возможно, их там и не было - до последнего времени...