Дикая храбрость

Глава третья. Золотые оковы

— Ваша семья уже поставлена в известность, — служащий рассматривал какой-то документ.

— И они вам ничего не сказали? — спросила я, опустив глаза на свои покрасневшие запястья. По ним словно прошлись наждачной бумагой, а после облили кипятком.

— Просили передать вам вот это, — служащий протянул руку, в которой лежала смятая салфетка. Он, кажется, уже прочитал её содержимое.

— Я не читал, — произнес он неторопливо. Читать мои мысли вошло им всем в привычку?

Больше всего меня напугала его чрезмерная проницательность. Он перечитывал меня, как раскрытую книгу. Каждая эмоция на моем лице была замечена им.

На этой кухонной салфетке был виден размашистый почерк Киары:

«Надеюсь, то, чем ты болеешь, не заразило нас.

Даже не знаю, что теперь будут думать окружающие о нашей семье. Из-за тебя мы обречены на позор.»

В горле встал ком, а в распухших и покрасневших глазах начали появляться слёзы. Как она могла такое написать? Неужели, в ней нет ни капли жалости или сострадания?

Что теперь будет с родителями? Их могут уволить из-за того, что их дочь страдает никтофобией?

Вопросы разрывали мою голову. Что теперь станет со мной? Меня убьют или заставят изнурительно работать в Первом округе, добывая уголь в шахте?

— К вечеру вы будете переданы Седьмому округу. Я бы посоветовал вам сохранять спокойствие, иначе от вас могут избавиться.

От его слов у меня снова начала раскалываться голова. Я, конечно, знала, что любого рода фобии считаются неизлечимой и опасной болезнью, но никогда не подумала бы, что мой маленький секрет — ночные кошмары, сможет убить меня. Детский страх темноты играет со мной очень злую шутку.

Седьмой округ — это область развития научных исследований. И мне кажется, что в скором времени я стану маленькой подопытной мышкой в огромном мире злых и безжалостных нелюдей.

Покинув кабинет служащего, я направилась в свою палату в сопровождении двух вооруженных солдат. Они с отвращением смотрели на меня, что очень задевало. То и дело они подталкивали меня, направляя оружие в спину. Их тон заставлял разрываться мою гордость, а грубость втаптывала чувство собственного достоинства в безупречно белую плитку.

Подумать только, ещё вчера я была одной из лучших учениц Государственной Школы Аврелии, а сейчас я отчаявшаяся неизлечимо больная, которая скоро забудет все, что ее связывало с жизнью обычных людей.

Моя палата была небольшого размера. Белые стены и белая плитка на полу были такими же, как и в коридоре. Посредине потолка висела люминесцентная лампа. Все казалось безупречно стерильным. От этой раздражающей чистоты у меня начал болеть живот. Никогда в жизни меня так не тошнило. Повторяющиеся спазмы в желудке вынуждали свернуться на кровати. От режущей боли на моем лбу выступили холодные капли пота. То жар, то холод охватывали меня, заставляя сильнее сжаться.

Бывало, на мгновение все проходило, а после возвращалось с еще большей силой. Перебравшись с кровати на пол, я уж было хотела закричать, но мой голос оказался таким осипшим, что я не могла выдавить ни слова. Что-то неимоверно тяжелое сдавливало мое горло стальной хваткой. Еле-еле сделав вдох, я представила себя другим человеком. Свободной от всех правил и ограничений. Я представила, что мои родители никуда не уезжали, а продолжали жить вместе со мной в Четвертом округе. Пускай и бедно, но мы в какой-то степени были свободными, мы могли позволить себе радоваться мелочам, подшучивать друг над другом, предаваться мечтам. Мы могли быть настоящими. Могли чувствовать тепло, ласку, заботу. Сейчас же, я чувствую лишь отвращение в Шестому, Седьмому и Восьмому округу. Никогда меня не переполняло сколько гнева.

Пересилив себя, я все же поднялась на ноги. Опираясь на прикроватную тумбу, я тяжело выдохнула. В глазах все еще было мутно, но иногда маленькие белые точки проглядывали сквозь плотную пелену, словно вспышки. Приложив лоб к ледяной плитке на стене, я сморщилась еще сильнее. В голову словно ударила молния. Все, что мне оставалось - это кричать. Так громко, как я только могу. Изо всех сил, разрывая свое горло. Возможно, кто-нибудь меня услышит и придет на помощь.

В же секунду все стало черным. Либо я умерла, либо просто отключилась. Да уж, предположений не так много, как мне хотелось. Но самое интересное - это то, что я ничего не чувствую. Абсолютно ничего. Казалось, будто я в какой-то невесомости.

Это состояние было очень пугающим. Я не знала чего ждать. И стоило ли вообще ждать чего-то? Секунды превращались в минуты, минуты в часы. Я уж и не знала конец это или начало. Можно ли предположить, что это начало конца? Или все же конец начала? Не знаю точно что это, но оно казалось бесконечным.

Открыв глаза, я на мгновение ослепла. Все казалось таким напрягающим. Незнакомая мне комната была в разы больше той палаты, в которой меня держали. Меня тревожит странное чувство, будто сейчас кто-то за мной наблюдает. Повернув голову в левую сторону, я увидела знакомого мне врача. Мистер Корн выглядел очень сосредоточенным.

С тех пор как я живу в Шестом округе, Доктор Корн не раз помогал мне с бессонницей: выписывал различные медикаменты. Иногда сам готовил для меня настойки. Он был одним из тех, кому я могла открыть хоть маленькую частичку своей жизни. Я могла довериться ему. Он был добрым и понимающим человеком. Говорил, что я напоминаю ему погибшую в пожаре дочь.

- Доктор Корн, - мои глаза наполнялись слезами. Я устала плакать, устала казаться такой беспомощной, - скажите, я ведь умру, да?

- Нет, девочка моя. - Его теплая рука коснулась моего лба. Этот, казалось бы отцовский жест, мог бы вселить в меня надежду, но я и сама прекрасно знала ответ на свой вопрос. - Что ты такое говоришь?

- Они ведь убьют меня, - нижняя губа не переставала дрожать, - избавятся. Избавятся, как от всех, кто был слабым.