Дикая вишня

1.5

Наши дни.

Вера.

Он ушёл, не выдержав моих слов и слез. Закрывая опухшее лицо ладонями, я не слышала, как его шаги отдалялись, а потом и вовсе стихли, а подъездная дверь громко хлопнула.

Произошло то, что я боялась. Когда я ехала сюда, в надежде увидеть его, самый большой страх был спугнуть. И вот, я тридцатипятилетняя женщина, выросшая из горячей семнадцатилетней девчонки, холодной душевномертвой сукой, не позволяющей показывать свои чувства, вдруг сорвалась. Да ещё как сорвалась?! Покажи мою истерику пятнадцатилетнему подростку, засмеёт же. Позорище!

Я вдруг поймала себя на мысли, что мне смешно. Возможно, я отходила от истерики. В голове быстрыми картинками проносились воспоминания с Сашей. Только самые лучшие, где нам было хорошо. Даже тот поступок Надьки Червяковой, тогда в походе девятнадцать лет назад, теперь казался мне очень потешным.

Я заливисто смеялась над воспоминаниями, и когда из квартир начали показывать свои головы обеспокоенные соседи, пришлось приложить к уху мобильник.

- Какая дурость… - вслух произнесла я.

Дверь поезда громко хлопнула, и холодный воздух, теперь, совсем непрозрачный, погладил мои обнаженные ноги. Пришлось теплее укутаться в Сашино пальто, которое неплохо согревало. Под конец истерики, когда разум начал трезветь, я поняла, что мне очень холодно.

- Верочка, ты еще там? – раздалось снизу.

Я медленно поднялась на ноги. Неожиданно было знать, что он вернется. Шаги на лестнице становились громче, и в ритм им так же громко стучало сердце.

- Ага, не ушла ещё. – Тихонов стоял на пролёт ниже и широко улыбался. – Не замерзла?

- Нет.

- Пойдем? - он достал из кармана пиджака небольшую бутылку коньяка.

Мне всегда было наплевать на свою жизнь. Каждый день я проживала только для дочери. Всё, чего я добилась, принадлежало только ей. Никогда не пыталась устроить свою личную жизнь, чтобы не оступиться, чтобы не стать похожей на свою мать, когда мужик важнее собственного ребенка.

Да, у меня были сексуальные партнеры, но ни в одном из них я так и не разглядела мужчину, который бы вот так запросто полюбил чужого ребенка. А чего я собственно хотела?

Сердце, которое я похоронила много лет назад, всё это время билось под землей.

Мы зашли в пустую темную квартиру. Я по привычке, не глядя нашла выключатель. Может быть это был прыжок в прошлое, может быть историк на меня так действовал, но я снова видела всё в необыкновенных тонах, как видела будучи семнадцатилетней девчонкой. Снова играли те положительные краски, и даже слышался приятный запах песочного печенья, которое раньше готовила мама. Мне стало необыкновенно хорошо.

Я сняла с себя обжигающее пальто и шпильки, от которых ужасно ломило в ногах. Достала из шкафа бокалы и конфеты и села на стул. Только здесь пришло понимание усталости.

Саша аккуратно повесил пиджак на плечики и остался в белоснежной рубашке с обыкновенным черным галстуком, так неуклюже мешающим обычным бытовым действиям, вроде нарезки лимона.

Его глаза темно-серые, похожие на пугающую тучу в середине июля, почти не изменились. Я запомнила их и сохранила глубоко внутри себя, и теперь воспоминания встретились с реальностью. А реальность ли это?

- С днем рождения, Верочка! – тихо, почти шепотом сказал историк, и мы выпили. Вот так просто, разделили с учителем приятный, слегка обжигающий горло напиток.

Тепло проникло к ногам. Сняло головную боль, усталость. Раскрепостило. Хотя я была слегка пьяна, но больше не позволила себе любое проявление чувств, но мне хотелось говорить о нас много. Хотелось, чтобы он ответил на все вопросы, так долго крутящиеся в моей голове. Но наш диалог был практически деловым. Я так обычно разговариваю на собраниях, или на встречах.

- С каждым годом ребята приходят другие. С другими понятиями. Некоторые, не знают для чего приходят в школу, и вообще, зачем она нужна. Коллектив тоже меняется. Приходят молодые кадры, у которых нет цели научить детей. Всё думают о плохих зарплатах. Приходят на собрания родители, обвиняют нас в том, что мы не выполняем своих прямых обязанностей. Если лично меня брать, то приходят ученики, наслушавшись дикой безграмотной ахинеи, и выступают. Я тоже смотрю видео в интернете, читаю статьи. Легко подать незнающему лживую информацию, главное уверенно говорить, не так ли?

Я слушала не перебивая. Не старалась вникнуть в суть его длинного устного повествования, лишь, куталась в тихий глубокий голос с головой. Мне хотелось, чтобы он говорил ещё и ещё, но он резко оборвал речь.

- Что?

- Ты устала.

- Нет.

- Это - не вопрос. Ты устала, и это видно.

Он подошел ко мне сзади и положил ладони на плечи, заставляя их опуститься, пропустив через себя тяжелейший груз сегодняшнего дня. Я положила голову на перекрещенные предплечья и полностью расслабилась.

Это было похоже на жидкий туман. Я, словно, окуналась в него, и усталость медленно покидала мои конечности, тело и голову. Погружалась в сон, и сквозь него чувствовала, как Саша нежно дотрагивается губами до моих ушей. Горячее дыхание согревало, подводила ближе к забвению, защищало от жестокого мира.

Маленькая Вера внутри меня обеими руками, как мотылек тянулась к огню, и он ответно тянул руки ко мне. Он нежно обжег шею около уха, и после, я погрузилась в полное беспамятство.

Я проснулась, по ощущениям, поздней ночью. Словно, рыба выброшенная морем на сухой горячий песок. Страшно хотелось пить и выбраться на свежий воздух.

Комната была пуста. Женя для сна выбрала отдельную. Это было с детства. Она никогда не спала с нами, будучи совсем маленькой. Единственный раз, после похорон Ильи, Женя пожаловалась на кошмары, и тогда, всю ночь, мы провели вместе за разговорами.

Она холодно относилась к отцу. Не плакала на похоронах. Не тянулась, к нему, когда была полноценная семья. Меня это всегда удивляла. Да, между нами с Ильей отношения были не сами лучшими, но семья была. Я была ему верной женой. Добросовестно выполняла свои обязанности. Может быть, в моё отсутствие он бил её? Но я вполне уверенно могу исключить этот вариант, потому что муж в Женьке души не чаял. Это была загадка, которую, даже Женя не могла объяснить.