Дикая земля.

Дикая земля.

Золото. Золото в виде песка или самородка. Золото, добытое в прииске рядом с Номом, или самородок, случайно найденный после наводнения на берегу безымянного крошечного притока Юкона. Новая золотая жила, десяток приличных размеров самородков, что заплатил выживший из ума старатель за пинту пива и курицу с соусом из лимонного сока. Золото, золото, золото. От Скагуэя до Нома об этом не стеснялись говорить.
Да и что там стесняться - золото, цена на него, новые и заброшенные прииски, способы добычи и разработки шахт, преимущество того и иного снаряжения, трудные дороги, перевалы, погода, качество палаток, марки ружей и пистолетов, пули, порох, динамит, торговцы с которыми стоило иметь дело и от которых стоило держаться подальше - было главной темой разговоров везде, где собирались люди от убогих хижин, куда случайно забредал замёрзший охотник, до светских балов в доме губернатора. Золото и жажда быстрой наживы - вот, что вело людей сюда в мир индейцев, медведей и волков. На край земли, где было тяжело просто выжить, не говоря уже о том, чтобы завести ферму, которая не только должна прокормить семью, но и давать достаточный доход, чтобы мечта о плодородной ничейной земле, которая только и ждёт, чтобы какой-нибудь выходец из бедной или не очень бедной семьи Англии, Шотландии, Ирландии, Нидерландов или Франции решился бросить стариков-родителей на остальных братьев, и на с трудом скопленные гроши купить билет на корабль до Америки.
Мечты разрушались быстро, очень быстро. Уже через несколько дней где-нибудь в порту Нью-Йорка, Чарльстона или Балтимора у мечтателей заканчивались последние деньги, и никто вокруг отнюдь не спешил проводить их на готовую ферму, да и просто предоставить лёгкую, но высокооплачиваемую работу. Конечно в городах легко было найти тех, чьим занятием было зазывать людей на Запад, где ещё было много ничейной земли (и индейцев, которые не желали мириться с белокожими захватчиками, но об этом предпочиталось не упоминать), но путешествие требовало лошадей и провизии, на которые в свою очередь требовались немалые деньги. Мечты о ферме, богатом доме, триумфальном возвращении на родину в шикарном костюме и тростью из слоновьей кости разлетались как осколки стекла от разбитого стакана, оставляя после себя боль ломать и колючую обиду в сердце, от которой хотелось или напиться или бить и ломать всё, что попадается на глаза. Дальше история переселенцев складывалась по-разному: кому-то удавалось пристроиться в лавку или на чужую ферму, где они работали за еду, а не за деньги, кому-то в шахты, где условия труда и жизни были хорошо, если не хуже, чем на родине, кто-то так же за еду пристраивался охранником к каравану, надеясь, что на другом конце страны будет лучше. Для женщин выбор был ещё меньше - в борделях портовых городов никогда не было дефицита в женщинах или молодых девушках, решившихся на этот шаг из-за обычного голода.

Дилан считал, что ему тогда повезло. Повезло во многом и он вполне мог бы считать себя счастливчиком. Он родился в Ирландии, в семье бедняка, который перебивался случайными заработками, ежедневно напивался в пабе и искренне презирал англичан, Англию и жену. Кроме Дилана в семье было три брата и сестра, ещё два мальчика умерли вскоре после родов, что было обычным делом для ирландских семей в трущобах Дублина. Где дети умирали если не от голода, то от холода или болезни. Дилан выжил, и более того - не заболел от поветрия, которое косило младенцев, не смотря на семью, где они родились, достаток и происхождение, в ту весну и лето. Можно сказать - что тогда ему и повезло в первый раз.
Через четыре года он снова чудом избежал смерти, когда в игре убегая от матери, подскользнулся на мокрых досках, перекинутых в качестве моста через канаву, и упал в холодную воду. Для взрослого человека там было не глубоко, но мальчик не мог найти опору, болтыхался руками и ногами и тонул, пока мать не спрыгнула в воду и не вытащила его, по течение не отнесло его далеко. Грязной воды он тогда нахлебался вдоволь, замёрз так, что не мог согреться до самого вечера, и мать поила его разбавленным с горячей водой бренди, но даже не заболел, в отличии от матери, которая потом долго кашляла и жаловалась на боль в суставах старшим детям и соседкам. Сам Дилан, ничего из этого не помнил, и только знал по рассказам семьи.
Второй раз он запомнил хорошо, тогда ему было уже шесть лет. Он был уже достаточно большим и самостоятельным, чтобы не ходить за матерью по пятам, и обычно бегал с утра до вечера с шайкой разновозрастной ребятни, живущих по соседству. Не редко они уходили очень далеко от квартала, доходили до рынка и до презентабельных кварталов ( и там, и там их гоняли городовые). Но тогда в том тупике он очутился один. Вроде бы только, что он был среди мальчишек на узкой грязной улице, а теперь он стоял один посреди небольшой площадки между тремя покосившихся домами и сараем с кривой крышей. Три испуганные его появлением курицы юркнули в сарай, а забилась между стеной и телегой. Не смотря на шум, поднятый птицами, во двор никто не вышел, и Дилан решил заглянуть в сарай. В основном из-за любопытства. Но раз были куры, то были и яйца - размышлял он - а если он возьмёт пару яиц, то вполне возможно этого никто не заметит (он же не будет воровать целую курицу), да и куры могут ещё до вечера снестись, а вот для его семьи два яйца - это почти богатство. И мама будет довольна неожиданной прибавкой к ужину и, несомненно, его ругать не будет. Однако в ближайших к входу гнёздах ничего кроме перьев и засушенного помёта не было, а дальше в глубь мальчик идти не решился.
Он уже проходил мимо телеги, когда сверху свалилось что-то когтистое и сразу вцепилось в кожу головы. Дилан закричал от боли и неожиданности, пытаясь руками сбить напавшего и, метаясь между телегой и сараем. Однажды это ему удалось, когда он сослепу налетел на притолку двери. Дилан только едва успел увидеть, что это кошка, прежде чем она напала снова. На этот раз она метила в глаза. Мальчик отчаянно закричал, но успел в последний момент инстинктивно прикрыть лицо рукой. Когти полостнули по рукаву, раздирая хлипкую ткань и кожу под ним. Перед следующим прыжком кошка слегка приостановилась, прижавшись к земле, и Дилан успел разглядеть свалявшуюся шерсть, странно открытую пасть и стеклянный взгляд жёлтых глаз. Кошка выглядела странно и зловеще. Мальчик испугался и попятился назад, пока спиной не упёрся в стену. Спрятаться было некуда, на его крики из людей ещё никто не прибежал. Кошка молча прыгнула на шею, когти вцепились в плечо мальчика, клыки оказались в каком-то дюйме от кожи. Дилан схватил животное за шею двумя руками, уже не пытаясь оторвать его от себя, а хотя бы не дать ему вонзить зубы в плоть. На какое-то мгновенное мальчик и зверь встретились взглядами: испуганный мальчишечий и яростный звериный. Руки слабели, силы шестилетнего вечно-голодного мальчика были на исходе. Всё кончилось неожиданно - женский крик и одновременно с ним, на уровне лица Дилана появилась собачья голова. Пёс схватил кошку за шкирку и легко отшвырнул к стене. Та сначала шмякнулась на землю, но вскочила, готовая снова нападать и не отрывая взгляд от мальчика. И в первый раз, за всё время она зашипела, собака заслонила собой Дилана. Женщина в сером платье вытолкала кошку длинной палкой за пределы двора, не смотря на то, что та изворачивалась и цеплялась за палку.
Только после этого она подошла к Дилану, который всё время прижимался к стене, обхватила за тоненькие плечи:
- Ну, герой, дай ка я твои раны посмотрю? Она тебя не укусила?
Собака приблизила к нему голову, лизнула щёку и нос. Дилан прерывисто выдохнул, переводя взгляд на женщину, и покачал головой. Собака, фыркнула, как бы передразнивая его, и принялась деловито обнюхивать, ничуть не смущаясь рук женщины, которая расстегнула рубашку, чтобы осмотреть раны. Потом вынесла из дома стул, усадила на него мальчика, сунула в руки кружку с молоком, а сама долго промывала глубокие царапины и чем-то смазывала. Воспоминаний об этом память Дилана почти не сохранила, как и о женщине (только и запомнил, что серое платье и тёмные с сединой волосы в пучке), зато запомнил пса, от которого не мог отвезти взгляд. Крупный, чёрно-белый, с полустоячими ушами и шрамами - таких было много на улицах Дублина. Этого же пса отличали глаза. Было в них что-то, как будто пёс знал о многом, о мире, о будущем, о том, чего нельзя даже знать людям. Именно так Дилан пытался рассказать матери вечером, но та уставшая от дневных забот и уходом за семьёй слушать его не стала, её разозлила порванная рубашка, которую надо было чинить. Только годы спустя, Дилан увидел такой взгляд у собак здесь на Юконе.
В следующий раз Дилану повезло оказаться нос к носу со смертью, когда ему было уже одиннадцать. К тому времени был уже год, как семейство перебралось в другой пригород, ближе к докам, где отец и старшие братья устроились на работу. В обязанности Дилана теперь вменялось каждый день носить им обед, что он и делал. А вот обратно домой он не спешил, шныряя вместе с остальной ребятнёй по докам, между рабочих, лошадей и телег, заслушиваясь рассказами моряков, которые в своё время вдоволь походили по морям, и всегда имели историю для тех, у кого было желание и время их слушать. Кроме того, мальчишек предпочитали использовать для мелких поручений, чтобы отнести письмо или найти человека. Так что, если на детей, мешающихся под ногами, и ворчали, но серьёзно не гоняли.
В тот день Дилан спешил отнести записку управляющему складом, стараясь сократить путь между высокими сходнями, держащих корабли. Он чуть не споткнулся и не упал, когда в узком проходе ему наперерез непонятно откуда выскочил крупный пёс. Мальчик от досады закричал, пытаясь прогнать собаку, но та и не думала уступать дорогу. Крик потонул в в трескающемся глухом шуме, мгновение спустя проход между доками заволокло пылью. Всего через несколько метров по дороге доски не выдержали тяжёлого груза и лопнули, вниз полетели обломки дерева, металлические болты и цилиндры. В тот день на месте погибли трое рабочих, тех, кто был раненных руководство доков приказало отнести по домам, не смотря на полученные ранения. Среди них был и Боб - старший из братьев Дилана.
Сначала, пока Боб был покрыт пылью и куском парусины, смотреть на него было не страшно. Страшно было слышать прерывистое дыхание, бульканье и кашель, видеть как отец с дорожками от слёз на щеках прижимает брата к носилкам, когда на поворотах они нагибаются, Джим брат-близнец Боба расталкивал народ впереди, выкрикивая срывающимся голосом:
-Пропустите! Ранненых несут.
До кварталов, где жили рабочие доков, новость дошла быстро, женщины и дети толпились на улицах, сжимая в руках края фартуках, бледные и жалко вглядываясь в лицах тех, кто был на носилках. И облегчённо отходили, не узнав своих мужей, отцов, братьев или сыновей. Мать встретила их около самого дома, растрёпанная, со съехавшей на бок косынкой, с корзиной в одной руке (новость дошла до рынка, где она была в тот момент), другой она волокла Мари. Она всё поняла без слов. Дилан замер от ужаса, наблюдая, как мать беднеет, на землю падает корзина, откуда выкатывается кочан капусты, она поднимает сжатые руки к лицу, и не отрывая взгляда от носилок начинает выть на какой-то тонкой высокой ноте, испуганная Мари, которой в тот год было только пять, прижимается к ногам матери и тоже начинает рыдать.
Потом Дилан сидел на кровати в углу, прижимая к себе младших сестру и брата, пока в доме были посторонние люди: женщины помогали матери обмыть раны, обнажив разломанные кости, мясную плоть, но страшнее было видеть кишки. Дилан видел кишки и раньше, но это были внутренности животных (их промывали и набивали рубленным фаршем). Теперь было страшнее, теперь это были внутренности человека, и что ещё страшнее - умирающего на его глазах брата. Час спустя пришёл доктор, но только покачал головой и даже отказался от платы за хлопоты. Боб умер ночью, ему было только шестнадцать. После похорон родители и Джим долго сидели за столом при потухшей лампаде. На следующий день Дилану предстояла работать вместе с отцом и братом - детство закончилось. То, что управляющий доков дал разрешение на полставки работать мальчику, тоже считалось удачей – пусть немного, но денег это приносило.
В тот же год от коклюша умерла Мари, но это было уже не так страшно - она просто затихла под негромкие напевы матери.
Только спустя восемь лет, семье удалось накопить достаточно денег, чтобы отпустить одного из детей за " поиском счастья". К тому времени младший из детей - Колин подрос достаточно, чтобы устроиться на работу помощником лавочника. Была возможность купить только один билет, и Дилан с Колином тянули камешки из тёмного мешка. Дилану повезло, как он тогда считал - он вытянул белый и свой билет в Америку и новую жизнь. В счастливую лёгкую жизнь, как он тогда думал, и думала его семья.
Ожидание счастья не покидало Дилана ни когда он прощался с родными, ни на корабле. Надо сказать, что те, кто ехал в третьем классе, тоже надеялись на счастливое будущие в Новом свете. Молодёжь кучковалась между собой, устраивая танцы или подглядывая за пассажирами первого или второго класса, делясь планами на жизнь и способами быстро разбогатеть, а также тем, как они распорядятся деньгами. Люди постарше смотрело на молодёжь с высока, но не спешило их спускать на землю - они тоже надеялись если не на лучше будущие, то хотя бы на то, что хуже уже не будет. Там же на корабле Дилан в первый раз поцеловался с девушкой. Её звали Мегги, ей было шестнадцать лет, на её щеках играл румянец, светлые выгоревшие волосы выбивались из причёски и трепетали на ветру, а глаза светились весельем. Она путешествовала вместе с большой семьёй своего дяди. Про свою семью она лишь однажды коротко ответила, что отец умер, а мать отправила с дядей, надеясь на лучшую долю для дочери.
В тот вечер, они разгорячённые танцем выскочили из душных помещений трюма на палубу, и оказались лицом к лицу. Далан наклонился вперёд, вдохнул запах тёплых девчачьих волос, губы неожиданно оказались рядом. Первый поцелуй оказался быстрый и нелепый. Но со второй попытки было лучше. А потом... потом их прервали.
- Мегги! Мегги! Немедленно иди сюда, девчонка, - дядя показался в дверях, - Я обещал твоей матери проследить за тобой.
Мегги не стала спорить или противоречить и направилась к родственнику. Около самых дверей, она оглянулась и улыбнулась. Дилан подумал тогда, что навсегда запомнит эту картину: палубу корабля, молоденькую девушку освещённую фонарём, улыбку на её лице и искрящиеся искренним весельем глаза. Это так и было. Он помнил тот вечер и сейчас. Помнил ту девушку и её глаза. Даже после того, как спустя пять лет встретил её снова в небольшом городке в глубине континента, куда он прискакал вместе с маленьким отрядом, поднятым по тревоге, что индейцы напали на соседнее поселение. Только она уже не улыбалась - она сжимала в руках длинный окровавленный нож, её глаза не искрились смехом - в них застыл ужас. Напротив неё валялось тело индейца, которого она и убила (ещё один - раненный - пытался спастись, но был застрелен солдатом во дворе), а пол, стул и стулья.
- Миссис Коул! Вы слышите меня, мэм, - один из приехавших фермеров окликнул её. - Теперь уже всё позади - эти собаки разбежались, как только нас увидели.... Но этого вы славно приложили, - он толкнул труп индейца сапогом, - Какой удар! Почти в сердце... Эх, надо было чуть выше, тогда бы он и помер бы на месте, а не метался бы по комнате, разбрызгивая кровь...... Эй, Дилан, раз ты здесь, то помоги мне этого краснокожего отсюда выволочь... Миссис Коул, да бросьте вы нож. Вы слышите меня, миссис Коул?
Миссис Коул (Мегги - как про себя твердил Дилан при виде этой сцены) медленно перевела глаза на говорящего и так же медленно кивнула. Секунду спустя тишину комнаты, так странно резонирующую, со звуками боя: выстрелами, криками, ржанием и топотом лошадей, пронизал звон упавшего ножа. Мегги резко со всхрипыванием втянула воздух, так как будто, до этого не дышала вообще, трясущейся рукой начала шарить по стене в поисках опоры.
- Мэм, давайте я вам помогу... Вы ведь узнаёте меня, миссис? - шериф в два шага оказался рядом с женщиной. Его голос стал более вкрадчивый, но не потерял твёрдости. В этих краях такие сцены не были редкостью - индейцы нападали на поселения и не щадили никого. Белые в свою очередь тоже, - Куда вы идёте? Я провожу... - он уже поднимал её за локоть, помогая удерживать равновесие.
Миссис Коул не разжимая губ, кивнула в сторону двери.
- Дилан, - шериф оглянулся, - оставь пока этого краснокожего, пошли с нами... Держи револьвер наготове.