Дикие тропы. Ночной конь

5

   Снова был изнурительный путь. Хоть Куня и была из племени пеших кочевников, но таких длинных переходов её проделывать ещё не приходилось. Да и в прежние времена она, бывало, проделывала лишь часть пути пешим ходом, но потом запрыгивала в родительскую повозку, либо из-за усталости, либо из-за нежелания постоянно сталкиваться с жителями племени. Эти, уставая меньше Куни, обязательно находили силы усмехнуться над её слабостью. К счастью, последнее бывало реже первого. 

  Как Ияхов и обещал накануне, он начал обращаться к ней по выдуманному им имени. По началу Куня не совсем понимала, что от неё хотят, затем, уже на окончании дня на привала, Ияхов жестом подозвал девочку к себе и положив ей руки на плечи назвал Русией. На всякий случай, он даже попытался ткнув ей в грудь пальцем, назвая её по имени, но новонаречённая Русия тут же замотала головой. Ей показалось, что он пытался сказать, из какого она народа, или ещё хуже, обозвать, как в её бывшем племени когда-то. Вздохнув, жуткий странник только произнёс: 

- И чем же тебе не нравится это имя? Не Русалкой же тебя назвать, или Рыбкой. Может, тогда уж сразу Княжной а? Или… - он таинственно понизил свой рычащий голос. -  Ангелием? 

  Девочка просто мотала головой, не слишком быстро, как будто от страха пытаясь уподобиться сове, а медленно как мать, чей ребёнок говорит явную чепуху и она пытается его образумить. Однако Ияхов и так снова понял, что она ничего не поняла. 

- Ну хорошо, значит Русей кличить буду. Животные и те без возражений принимают данные им имена, и ты тем более научишься. Имя в конце концов у тебя и вполне человеческое! – устало прикрикнул-рыкнул Ияхов. Девочка от неожиданности вздрогнула и отошла по другую сторону костра.  

  Хоть и старался Ияхов быть терпимее к девочке, но по характеру его чувствовалось, что с детьми, как и обычными людьми, подолгу находиться вместе и общаться, он не привык. По его же голосу зачастую трудно понять, в хорошем он настроении он прибывает или в дурном. Куне же он казался вечно сердитым, поэтому, после памятного вечера, когда Ияхов действительно рассердился, она решила, что чтобы не значило это необычное слово или имя «Русия», но всё же лучшим станет впредь отзываться на него. Конечно, она в любом случае не забудет, как звала её мама. И когда-нибудь она ещё услышит это имя. Вот только… 

  Однажды новоиспечённая Русия, когда стала уже придумывать имя для своего котёнка, сама начала перебирать все подходящие для животных имена. Но почти все, что она знала, лишь для собак и редко когда для коз. Иных животных Степные Псы не заводили, кошек же и подавно. А вот племя Лис, заводило ли?... 

  Впервые Куня поняла, что скучает даже по отчиму Элыху, с которым, у неё так и не образовалось какой-либо прочной связи, но который хотя бы не обижал её. И к её матери и сёстрам, их мужьям и детям относился с одинаковым почтением и уважением. А вот как вспоминала Куня своего братика Иса… так и вставал комок в горле, который даже и не сходил с момента её изгнания, судя по её ощущениям. Особенно тоскливо на душе становилось, когда начинало порхать в голове мысль случайно залетевшей в тёмный шатёр памяти птичкой, лихорадочно ищущей выхода. «Уня! У-ууня! У-уняяя!!!» - так обычно он кричал ей, когда Куня слишком далеко отходила от шатра. Интересно, а сейчас он кричит, ищет её? Или привык… но это вряд ли. Даже собаки не могут привыкнуть к пропаже и кончине хозяина. Если ещё любимая игрушка или кость – с этим и дети и собаки смиряются одинаково. Но другое дело живое существо, ставшее тебе другом, братом или сестрой, например. 

  Несколько раз ещё в голове Куни прозвенело напевное «Уняя!», и, решила вдруг, какое имя она даст котёнку! «Ун» - от мужского брата имени Куни – Кун. Котёнок ведь и есть мальчик, будет теперь ей как братец родной. А кто же ещё? 

  Заодно, может, не так грустно будет вспоминаться родная семья… 

  Но стоило ей обратиться к котёнку, как ранее это сделал Ияхов, давая ей имя, как она неожиданно поняла – она действительно не может говорить! До этого ей казалось, что это из-за её нового знакомого у неё не просто не было желания говорить. Но стоило попытаться хотя бы одно простейшее слово произнести – только в уме оно и звучало. 

  «Ох, а я то думала, почему не приходило в голову сказать этому чудовищу просто нет на моём языке. Неужели это он меня лишил способности разговаривать?» - подумала она, но тут зычний крик потребовал обратить внимание к себе. 

  Ияхов стал объяснять жестами, что нужно собрать хворост. Видя как раздражается он, явно чувствуя себя дураком перед Куней, она поняла, что ему вряд ли удобно от того, что она его не понимает. И вспомнила, как он пытался до этого наладить с ней общения, стала догадываться, что всё же проще им было, если бы она хотя бы что-то умела говорить в ответ. Так, хотя бы если не она его языку, то он её смог бы научиться. Нет, тут наверное духи над ней решили посмеятся в ответ на то, как она поиздевалась над всем племенем. Но она ведь из лучших побуждений!

  А какими могут быть и могли быть её «Лучшие побуждения» когда её изгнали, от семьи оторвали, почти голою в степи среди могильников оставили! Нет уж, за  всё в жизни приходиться отвечать перед великими силами, и за хорошее, и за плохое.  

  Впрочем, на котёнка она теперь зла за произошедшее не держала, то ли вместе с лихорадкой ушло, то ли поняла Куня, что она просто нашла котёнка, который по цвету рождения прятаться не умел, хотя и пытался. Что это она напала на шамана, подвергнув опасности всю свою семью, и никто не тянул её за язык в последний день, грубости её теперь уже «бывшему племени» говорить. «Мёртвому племени» для неё, это точнее. Хотя, она то наверняка для них всегда была не иначе, как неживой, «девчонкой из могильников», «девочкой-призраком», «дочь…»…