Дитя человеческое

Дитя человеческое

Папа опять улетал. По этому поводу мама несдержанно раскричалась, потом целый вечер молчала, заперлась в супружеской спальне, отказалась готовить ужин, а ночью тихонько плакала. Или думала, что тихонько, иль нарочно всем спать мешала. Эдик слушал и маму жалел, ворочался на кровати. Он ждал, когда папа встанет и маму пойдёт утешать. Но папа заснул в кабинете и не думал просить прощения. Или делал вид, что заснул. Вид голодный и виноватый, но упрямства все-таки больше. На работу не позвонил, от космической командировки не отказался.

– Когда сын вырастет, он меня поймёт, – апеллировал к мнению потомка.

Потомок, бледненький, худенький, со спрятанным синим взглядом под крепким упрямым лбом, выдерживал нейтралитет, без азарта и удовольствия гонял по столу рычащее космическое зверье. Не скрывая жевал запрещенные «шоколадные» синие брюди. «Ты знаешь, как это сделано? – сердилась обычно мама. – Из яда для тараканов! Кто синтетику потребляет, сам становится тараканом! Блестящим, черненьким, гаденьким, с шестью корявыми лапами!» Преувеличивала, конечно, мама любит преувеличивать. Отнимала блестящий пакет и выбрасывала в ведро. А вчера как будто не видела.

– Когда сын вырастет, у него будет другой отец! – бросила в папу бомбой. – Третий раз улетаешь! Ты совсем позабыл, если муж в третий раз покидает Подсолнечную, женам сразу дается развод, без вопросов, автоматически! И подам, я сразу подам, в тот же день, как тебя здесь не будет!

Эдик даже жевать перестал, родителям в лица уставился. Папа, вроде бы, испугался, но подумал и не поверил.

– Мальвина, я объяснял! Почему ты все время кричишь? Почему не желаешь меня понять?

– Потому что уже понимала! Когда осталась беременной, ни жена, ни невеста – понимала. Когда Эдьке пять лет исполнилось, а мы едва расписались – опять понимала! Отведенный лимит исчерпан, понималка моя усохла! Три года нормальной жизни, и опять скулить на Луну, представляя мешок с костями, какие нам возвращают!

Тут бы маме надо заплакать (так ссоры всегда заканчивались, слезами и примирением), но она впилась в телефрон, позвала какого-то Сержика и давай с ним громко кокетничать. Ах, Сержик, а мой-то тю-тю. Не совсем тю-тю, но уж скоро. Ты на встречу вдвоем намекал, я седьмого буду свободна. Как спрячется в изоляторе, я сразу к тебе приеду, отпразднуем освобождение в любимой нашей гостинице.

Эдику стало стыдно:

– Я пойду погуляю, ладно?

– Сиди! – приказала мама, прикрывая экран ладонью. – Тебя в суде будут спрашивать: «Кто семейную жизнь разрушил?» Вот, смотри и запоминай, как твой любимый отец все хорошее разрушает!

Отец покраснел с досады, выжидал терпеливо, когда блажь пройдет. Мужчины прекрасно видели: огонек на панели не включен. И за эту наивную ложь, Эдуард еще больше жалел свою неловкую маму. Ведь она очень папочку любит, наизнанку готова вывернуться, лишь бы он её ревновал, лишь бы с ними, дома остался.

– Ты пойми, – тихонько заговорил отец, перетягивая сочувствие наследника в свою сторону. И даже к столу подсел, бочком к благоверной. – Происходят невероятные события! На Плацебе обезьяны лубудус научились разводить огонь! Совершают набеги на деревни, воруют одежду, обувь и, представь себе, одеваются! Охотятся, жарят мясо по примеру древнего чёри!

У мальчишки глаза разгорелись. Сыну космобиолога не приходится объяснять, что такое биоэволюция. Её таинственное шествие порождает Жизнь во Вселенной, многоликую, многомиллиардную, но нигде не оставляет следов, поддающихся однозначному толкованию. Сотни лет ученые спорят: как же это происходило? Каким образом вдруг формируются совершенные новые звери, если признано: не бывает никаких переходных форм?

Отгремели и канули в лету десятки фундаментальных теорий, палеонтологи к общему мнению так и не пришли. На каждый из умных доводов откапывают в слоях девона и мезозоя груду, вроде бы, подтверждающих – и, непременно!, кучку отвергающих окаменелостей.

Эдик поставил в ладошку крошечного лубудуса. Красивая обезьянка. Шерсть длинная, изумрудная, с сиреневым переливом. Любопытный весёлый взгляд, высокие брови домиком и малиновые «веснушки» делают круглую мордочку по-своему умилительной.

Считается, что лубудус – ближайших родственник чёри. Четыре расы Плацебы различаются меж собой оттенками зелени кожи – от бледной до малахитовой. Волосы всех цветов, гривой стелются с головы, завершаются элегантным клином между лопатками. Хорошие люди, добрые, у землян вызывают симпатию и желание подружиться. Потому что на нас похожи, и внешностью, и манерами куда больше, чем на своих ископаемых обезьян. И нам почему-то нравится признавать родство гуманоида из галактики Веретено, а не какого-то глупого вертлявого шимпанзе.

– Пап, а пап… – мальчишка задумался, почти задохнулся от новой пришедшей на ум догадке. – Лубудусы вегетарианцы. Эти, новые, лопают мясо? Они уже и выглядят по-другому? Ближе к разумному существу?

– Именно! – Космобиолог аж хохотнул от радости: – Сообразил, молодчина! – Потрепал горячей ладонью мальчугана по светлому ежику. – Обезьяны не вырастают выше метра пятидесяти, а особи в данном семействе – многие под метр восемьдесят! Ловкие, будто черти! Кромсают туши ножами, хлебают стальными ложками похлебку из котелка! Кто бы спорил, еще не чёри, но явно уже не приматы!

– Ложками?! Сами варят? Но это же… Эволюция! Идет на наших на глазах!!!

– Верно, сынок. Лубудусы известны с давних времен. На фоне других животных особо не выделялись, и вдруг в отдельном семействе колоссальный скачок в развитии. Надо поторопиться.