Дитя Первородного Источника

Глава 1. Почему Хайчен – это стальная железяка

– Сверху! – выкрикнул Рёку, хотя в том, чтобы произносить это вслух, не было необходимости. Он сделал это инстинктивно, увлёкшись ожесточённым боем, предпочитая в пылу сражения не размышлять о малозначительных нюансах их симбиоза. Затмивший небо, разросшийся до гигантских размеров дух, величаемый ранее не иначе, как Дитя Первородного Источника, а теперь же именуемый Рёку по-простому – Янши, развернулся медленно, словно гигантский воздушный змей, и устремился к месту, где оставил мальчишку. – И почему все норовят пристукнуть исподтишка моего хилого симбионта вместо того, чтобы с честью биться со мной? – проворчал Янши в сознании Рёку. – Ах да, потому что олицетворение доблести и чести тоже стало оборотнем и кануло в небытие с моей лёгкой руки. – У тебя нет рук, – одёрнул его Рёку. – Это сложности перевода, и вообще, не учи учителя, – осадил мелкого симбионта дух, – Хуанлун погиб из-за того, что первым напал на тебя, когда ты едва соединился со мной. От меня он принял смерть, потому я и говорю так.

– Хорош вообще трындеть, этот гад меня размажет сейчас! – снова выкрикнул вслух Рёку, вздымая вверх руку с зажатым в окровавленной ладони фонарём, не перестававшим источать слабый свет даже когда дух находился вне его, продолжая неразрывно сохранять связь через вместилище со своим симбионтом. Этот жест, освоенный им совсем недавно, стал отличным и единственным на данный момент способом защиты для слабого человека во время сражения сильнейших духов. Янши словно притягивало в этот момент к мальчишке, помогая преодолевать в разы быстрее разделявшее их расстояние.

В самый первый раз, когда Рёку пришлось биться с Хуанлуном, некогда прекрасным созданием, защищавшим не чистоту души и помыслов, как Янши, а честь и достоинство, отвагу и гордость, способность принимать волевые решения и выстаивать испытания судьбы, ныне же обратившимся порочной гордыней и имеющим вид переливающейся блестящими лентами, яркими фонарями, разноцветными полотнами кучи затхлого мусора, он ещё не знал этой особенности Хайчена и едва сумел остаться в живых.

Хуанлун воспользовался неопытностью юнца, нескоординированностью действий его и Янши, непривыкших ещё к новому симбиозу, прорвался сквозь защиту духа, добравшись к телу маленького человека, сжимавшего в тощей окровавленной руке слабо сияющий фонарь, и принялся душить его, обматывая своими эфемерными лентами и полотнами тщедушное тело мальчика. Испугавшись, что лишится за день второго симбионта, Янши выплеснул всю вытянутую из Рёку энергию разом, распылив незадачливого Хуанлуна на атомы, и потому едва сумел залечить раны мальчика, возвращая его к жизни.

Пока крупицы мыслей носились в тяжёлой голове, словно взбудораженные тараканы, и прежде, чем свет, слабо озарявший его разум, окончательно покинул рассудок, погрузив Рёку в кромешную тьму от потери сознания, он успел различить, что в том месте, где прежде был бесследно уничтожен Хуанлун разъярившимся Янши, теперь стоял, благодарно сложив вместе ладони и опустив голову в лёгком поклоне невероятной красоты юноша с благородным лицом в великолепном одеянии. Миг спустя он обратился призраком невиданного существа, похожего на ленточного дракона, сияющего золотом, источающего ослепительный свет, напоминавший солнечный, и медленно растаял в воздухе, обдав лицо мальчика теплом, словно осенив ласковым прикосновением.

Теперь же Янши всё-таки не успел. Поток ненависти, зависти, алчности, граничащей с одержимостью, обрушился на мальчишку, приняв вид многих тысяч иссушённых глазных яблок всех оттенков цветового спектра, неистово вращавшихся, с сухим шелестом трущихся друг о друга, грозящих погрести Рёку под этим копошащимся одеялом чьих-то основательно подпортившихся очей. Янши взревел на высоких нотах, преодолев в считанные секунды оставшееся расстояние, и словно цунами обрушился в центр мерзкой воронки ничего уже не способных узреть бывших органов чувств. Окутав тело мальчика, дух выпустил из себя два потока энергии, похожих на неистово метавшиеся от напора воды пожарные рукава, схватил нечто, больше всего напоминавшее трухлявое дерево, застенчиво притаившееся в сторонке и предпочитавшее атаковать издалека своими тухлыми «яблочками», когда-то же являвшее собой образец благочестия, тяги к познанию, символ просвещения, великого духа-дракона Цинлуна.

Янши обхватил его своими импровизированными руками, со всей силы дёрнул на себя, выставив вперёд сияющий, аки светоч, озаряющий одних и карающий других, ошеломляющих размеров рог, и насадил на него противника, заставив не только его тело, но и нескончаемый поток трупных комплектующих, рассыпаться мелким серым прахом, который мгновенно развеял ветер, разметав тончайшим слоем по земле во все четыре стороны, будто радуясь новой игрушке. Рёку, всё ещё находясь внутри духа, тяжело осел на землю, силясь отдышаться. – Лечи давай, – потребовал он беспардонно. Янши хмыкнул. Неужто это всё тот же оборванец, вытащивший его несколько недель назад буквально с того света? Тот хилый, грязный, затюканный малец, что и помыслить тогда не мог о лучшей жизни для себя и сестры?

Но то было раньше, а теперь Рёку уже мало походит на прежнего голодранца, каким некогда явился взору священного духа. Перед нами предстаёт довольно примечательная картина: парнишка, на вид лет одиннадцати, весьма миловидной внешности, с волевым лицом и уже не в потрёпанной одежде, а вполне добротных и со вкусом подобранных вещах. Нежная бархатная кожа выглядит тонкой, словно розовые лепестки, под ней видны тончайшие голубые нити сосудов, предающие его лицу аристократическую бледность. Белокурые локоны обрамляют по-детски ещё округлое лицо, делая его похожим на девочку. Однако если взглянуть на его сестру, Шиэр, похожую на Рёку как две капельки воды, то сразу становится понятно – она и есть олицетворение женственности. Совсем крошка, которой и не суждено никогда стать высокой (спасибо генетике и голодному детству), она столь нежна и хрупка, как утончённые, изящные статуэтки, что мелькают иногда в витринах очень дорогих бутиков. И всё-таки Рёку бессовестно хорош собой. В голове не укладывается, что у некоторых индивидуумов рука поднималась избивать такую квинтэссенцию красоты и очарования.