Длиннохвостый ара

Длиннохвостый ара. Кухонно-социальная драма

 СОЦИАЛЬНО-КУХОННАЯ ДРАМА В ШЕСТИ НЕСЛАБЫХ ЧАСТЯХ, С ПРОЛОГОМ И ЭПИЛОГОМ

Пролог

Сапагины и Глинские дружили домами. Вы скажете, так не бывает? Однако же, было. Дружили. На Новый год, Двадцать третье февраля и Восьмое марта традиционно обменивались подарками. В гости ходили по очереди. В этот раз была очередь Глинских. Принимающая сторона искренне радовалась, представляя восторг друзей, которых ждал царский подарок – итальянская кофемашина «Лавацца».

Нина с шести утра хлопотала на кухне – крошила овощи в винегрет, резала яблоки в пирог, толкла в латунной ступке грецкие орехи (главным блюдом были цыплята-табака, жаренные под гнётом на чугунной сковороде до хрустящей корочки и поданные с чесночно-ореховым соусом). И радовалась, представляя, как гости будут нахваливать её пироги, а воображала и гордячка Инка Глинская попросит рецепт теста. К радости примешивалось чувство мести: давать или не давать? Нина долго размышляла и пришла к выводу, что даст Инке рецепт и поделится секретом приготовления теста. Уподобляться Инке не хотелось.

С Инной они вместе работали в бюро технических переводов – Нина переводила с французского и итальянского и наоборот, и с итальянского на французский, Инна с английского и японского, что и составляло предмет Инкиной гордости. – Словари на рисовой бумаге, иероглифы, которые даже будучи абсолютно одинаковыми – читались по-разному, смотря с какого места их начинали писать. Или рисовать. Начало иероглифа – остренький хвостик-галочка, который не сразу и увидишь… Нина немного разбиралась, но куда ей до Инны, которая знала и французский, и английский, и японский, и ещё армянский (девичья фамилия Инны была – Керакосьянц).

Нине нравилось гладить руками рисовую бумагу – невероятно тонкую, так что в небольшом по объёму словаре, как по волшебству, оказывалось восемьсот листов. Секрет рисовой бумаги ей открыла Инна. Не такая уж Инка гордячка, просто чувство собственного достоинства зашкалило, - думала Нина. – Это не самая плохая черта характера.

С Инной они учились в одном классе (учителя смеялись – подруги не разлей-вода, и имена почти одинаковые – Инна и Нина). Потом вместе поступили в Иняз, вместе работали. И замуж вышли за закадычных друзей – Олежку и Серёжку. И продолжали дружить – уже вчетвером (дети в счёт не шли, разница в возрасте составляла пять лет и ни о какой дружбе не было речи). Олег с женой приложили все усилия, чтобы не ударить лицом в грязь и удивить друзей, и теперь ждали гостей и обменивались улыбками, предвкушая, как Глинские обрадуются подарку. О том, как будут радоваться сами, они не представляли.

Часть 1. Сюрприз

Глинские явились в полном составе – с сыном Вовкой, который держал обеими руками что-то объёмное, завёрнутое в пуховый платок. – «Сервиз!» - ахнула Нина, которая спала и видела гжельское чайное чудо на двенадцать персон (можно на шесть) - чашки необыкновенно густого синего цвета с голубыми прожилками и тонко прорисованными золотыми завитками напоминали музейные. Сине-голубые блюдечки сверкали золотыми брызгами и радовали глаз такими же, как на чашках, замысловатыми узорами, невозможно наглядеться, а уж тем более пить из них чай!

О гжельском сервизе она прожужжала Инне все уши, и теперь смотрела неверящими глазами – купили всё-таки, на двенадцать персон – вон коробка какая большущая…

Глинские почему-то не улыбались и выглядели смущёнными. Инна отводила глаза, Сергей уставился на свои сапоги, Вовка сиял как начищенный самовар и видно было, что его распирает от желания что-то сказать. Вовка молчал и крепился из последних сил…

… Подарок просто царский! И оренбургский платок! Нине давно хотелось такой – пуховый, ласковый, тёплый как одеяло и лёгкий как пух. Но радовалась она рано: платок размотали и спрятали, и гости торжественно вручили обескураженным хозяевам… клетку с попугаем. В воздухе повисла тишина.

- Это длиннохвостый ара, он дорогой. Он триста лет у вас будет жить, вот увидите! – опрометчиво пообещал Вовка, и все заулыбались. Десятилетний Вовка, обрадованный вниманием взрослых и тем, что все его слушают, продолжал. – Там магазин на ремонт закрывался, а его не брал никто, он заболел даже – от холода и потому что расстроился. Нам его за полцены отдали, сказали, может, у вас не подохнет, а у нас уж точно, – ляпнул Вовка. Инна дёрнула его за рукав, и он замолчал. Попугай тоже молчал – видимо, не знал, что сказать.

Положение спасла пятнадцатилетняя Танька Сапагина – запрыгала от радости, и схватив клетку, умчалась в свою комнату. Вовка отправился следом.

Часть 2. Неразговорчивый попугай

Для ара пришлось спешно покупать новую клетку, поскольку в подаренной Глинскими он едва умещался, а экзотический длинный хвост торчал между прутьями. Ара горестно вбирал голову в плечи и ерошил перья. Танька ужасалась и кричала: «Ой, у него хвост сломается, и что мы будем делать?!» О том что будет делать длиннохвостый ара, оставшись без хвоста, думать не хотелось.

В Танькином лице попугай обрёл защитника, о котором даже не мечтал. Для ара была куплена просторная клетка размером с небольшой шкаф, с деревянными гладкими жёрдочками, висящими под куполом качелями, зеркальцем в блестящей оправе, уютной «спальней», кормушкой-«столовой» и поилкой размером с попугая, которая явно тянула на мини-бассейн. Или макси-ванну. Стоила клетка дороже попугая, но поставленные, что называется, перед фактом, Сапагины заплатили.

Танька объявила клетку одиночной камерой, поскольку попугаю требовалось летать, а где ему в ней летать? Губы у Таньки задрожали, глаза налились слезами, плечи поникли – ей было жалко попугая, а Танькиным родителям было жалко дочь – вот так подарок, одно расстройство! И молчит, как немой… не чирикает даже.