Длинный день

Длинный день

Сегодня день летнего солнцестояния, самый длинный в году. С самого утра небо давит на город тяжелыми тучами, скупо просеивая водяную крупу. Почерневшие улицы блестят, как зеркала, а резкие порывы ветра покрывают рябью лужи, искажая отражённый, перевёрнутый мир.
Продрогшие птицы жмутся к жилью, закованные в асфальтовый плен деревья покорно бьют ветру частые поклоны. Колёса проезжающих мимо машин разбивают зыбкие отражения улиц, грязными веерными брызгами обливая зазевавшихся прохожих. Те чертыхаются, поднимают воротники курток и плащей, или прикрываются зонтами, тщетно стараясь отгородиться от всепроникающей сырости.
Ты идешь по улице в этой безликой толпе и даже не пытаешься прятать бегущие по щекам слёзы. Только изредка поднимаешь к лицу узкую ладонь, стараясь остановить их солёный поток, и оттого твоя походка делается ещё более неуверенной. Натыкаясь на прохожих, бормочешь короткие извинения. А слёзы бегут и бегут, не замечаемые спешащими по делам людьми.
Я держусь на почтительном расстоянии, иду по твоим маленьким следам, растворённым в мутной воде. Кажется, только я в унылом городском пейзаже не пытаюсь укрыться от промозглой мороси. Туфли давно прохудились, в ногах чавкает холодная жижа. Я привык к этим робким прикосновениям воды, мягким касаниям всеведущего океана.

Вчера день был солнечным, в шляпе площадного барда оказалось больше звонкой мелочи, и я купил домой подсолнухи. Три маленьких солнца. То, что завтра в этой шляпе может не оказаться ни копейки меня не заботит, а беспокоит другое: покинув серое здание районного суда, ты не пошла на остановку. Ужели изменишь традиции?
Ты бываешь там каждую неделю, но в этот особенный день, прочно связавший наши судьбы, всегда покупаешь большой букет белых роз и садишься на пятёрку, идущую до кладбища. Я незаметно сопровождаю тебя. За всё это время, пять лет, что мы живем с тобой вместе и порознь, если не пою на городской площади, я всюду следую за тобой. Я знаю тебя лучше, чем близкие подруги и даже муж, с которым ты сегодня развелась. Его жизнь после трагедии продолжилась, медленно вкатившись в колею, а твоя остановилась. Впрочем, как и моя.

Поначалу хотелось упасть перед тобой на колени и вымолить прощение. Я представлял себе наш разговор так часто, что каждую ночь, кутаясь в одеяло на старом продавленном диване, видел во сне твои глаза, сначала непонимающие, потом ненавидящие, а после светлые точно с иконы. Я надеялся, ты поймёшь и простишь, ведь когда предаёшь сам себя, стрела неумолимого рока уже нацелена и нет другого пути, кроме как в пропасть. Падение становится лишь вопросом времени, когда, не выдержав натяжения, вдруг распрямится тетива.

Но у меня всё же есть маленькое оправдание: я предал себя ради чувства, однажды, стоило увидеть её на студенческой вечеринке, захватившего в плен надышавшееся в детстве геройскими романами сердце. Она согласилась быть со мной, хоть эта сделка с её стороны изобиловала множеством условий. Я же, изумлённый внезапно свалившимся на голову счастьем, уже не смог отступится и ради неё, моей единственной, совершил не одно, множество маленьких предательств. Правда, правда… Сначала Лане не понравился мой гардероб, и я  позволил ей переодеть себя в приличную по её меркам одежду, потом она назвала забулдыгами моих друзей, и я стал избегать их, а после как-то незаметно уговорила отречься от музыки. В самом деле,  что за времяпровождение для взрослого мужчины бренчать на гитаре – ни денег, ни уважения, и что за профессия такая философ, какой прок от пустых разглагольствований. Ведь у нас будут дети.

Я принял все доводы, бросил институт и оставил на произвол судьбы созданную своими руками рок-группу как раз накануне поездки на фестиваль. Бывшие собратья не спорили, внезапность моего побега повергла их в шок за которым последовало молчание. Я не жалел о потерянной группе, о песнях, которые перестал писать. Зачехлил гитару и спрятал её за шкаф, чтобы не мозолила глаза. Ведь Ланочка такая рассудительная, она  знает как правильно жить. Её отец – большая шишка, подполковник милиции, мало что квартиру на свадьбу подарил, отныне возьмётся за мою карьеру. Так и сказал:
– Начнёшь постовым, а там, если сумеешь себя показать, подумаем, что делать дальше.
Лучшая сторона оказалась совсем не такой как я наивно полагал, снизу вверх глядя на его каменное лицо. Я старался, очень старался не подвести Лану и нежданное доверие тестя – ведь он противился нашему браку, а потому я исполнял всё, что мне говорили, в том числе научился брать. Брать и делиться с вышестоящими чинами должностной лестницы. Сначала робко, а после вошел в азарт, ведь Лана всякий раз приходила в восторг, теребя в руках хрустящие купюры, и строила планы, перечисляя, что ещё нам необходимо купить и каких блестящих ярлыков, этих немых признаков чужой успешности не хватает для полного счастья молодой супружеской пары.

Ты вдруг остановилась растерянно огляделась и зацепила меня взглядом, доставая  из сумочки салфетку. Рука застыла на полдороге к твоему бледному, кажущемуся прозрачным лицу. Безвинная салфетка скомкана и выброшена в лужу. Ты вытерла щеки ладонями, торопливо пригладила волосы и быстро зашагала в обратную сторону, заставив меня вздрогнуть, когда проходила мимо. Не знаю, почему я так и не решился заговорить с тобой, всякий раз находя тысячи отговорок. Убеждал себя, что извинения будут пустыми, а слова – лживыми, что это, грызущее меня изнутри знание может пошатнуть твоё разладившееся здоровье. Ведь ты не подозреваешь о том, какую роковую роль я сыграл в твоём горе, от которого ты так и не сумела оправиться. Зная это, я  приговорил себя к роли вечного спутника погасшей звезды.
После того как меня без суда и следствия вышвырнули из органов, я поначалу думал, что меня пожалели и далеко не сразу понял, что не придали дело огласке только потому, что на суде я мог сказать лишнее. Ведь на твою защиту неожиданно поднялся весь город. История попала в прессу и докатилась до Москвы. Моя любящая супруга спешно сделала аборт и подала на развод, сказав напоследок, что считает меня виновным в смещении с должности отца и всех прочих бедах, постигших её семью.
– Прав был отец, когда говорил, что ты непутёвый, – с чуждым, неузнаваемым выражением лица, проговорила Лана.