До новой встречи в Пропасти

VII. Часть 2

1.

– Сыграй ещё! Ещё! – в душе Джио, храбрая и отчаянная, оставалась ребёнком. Не могла уснуть без колыбельной. Её глаз открывался и закрывался, Джио дремала. На губах играла загадочная, слабая улыбка. Блики света играли на прядях длинных волос. Музыка красноречивее слов, может поведать о многом. О моей тревоге, о страхе за Джио, о тоске, которая охватывает всякий раз, когда её нет рядом. Боятся все, кто любит. Всех и каждого терзает страх потери. Джиовэннэт далеко не всегда была осторожной. С улыбкой шла в бой, и чем опаснее было задание, тем счастливее она казалась. Джио была беспощадна к врагам Элевентэля, презирала всех не элевен и преданно служила своей стране. Я мог гордиться ей, как ученицей, но она, да и я тоже, себе не принадлежала. Мы, какой бы ни обладали силой, были лишь слугами Элевентэля. Никто и ничто не могли уберечь Джио от смерти, никто и ничто не могли избавить меня от надвигающегося безумия. И повинен в нём был я сам. Только я. Возможно ли, что у знания есть цена? Если так, то, зная слишком много, я должен был заплатить громадную цену. Но этого не было в моей музыке. Она об иных чувствах. О тех, что элевен выражают с трудом.

Я бы хотел, чтобы Джио не так часто покидала меня и чтобы не рисковала каждый раз жизнью. Но если служишь Элевентэлю и Диечи Аквилиэт, нельзя желать иной жизни. Служению мы отдаем всех себя. И служба наша проходит скрыто, незаметно для глаз непосвящённых. Мы контролируем ход жизни, наблюдаем, охраняем порядок. Моя ценность – знание обо всех и о каждом. Мне поручено следить и всегда быть начеку, не упускать ни единой детали и предотвращать преступления. Знать о всяком зле, неподчинении приказам, знать о предательстве, сохранять устои и традиции. Что значит чужая мысль? А замысел? Ещё не оформившийся, живущий в голове? К чему он может привести? Опасен ли он? Я всегда должен был знать ответы.

Мысли. Их так много. Мы можем не говорить, не признаваться, отрицать, но от себя не убежишь. Мысли редко могут солгать тому, кто умеет их толковать. Но их так много… целый водоворот… он затягивал, затягивал меня… не давал вздохнуть, лишал покоя. Я ведь помнил главное правило: всегда быть начеку. Я запрещал себе отвлекаться или отдыхать, я всё должен был держать под контролем. Возможно, именно это сломило меня. Чужие мысли вихрем кружились вокруг меня, сплетались и путались. Разные мысли… Мечты, цели, планы, сожаления и печали. В них было много радости, много тоски, разочарования, вопросов и домыслов. Я точно слышал сотни голосов, они шептали, шептали, жаловались, делились самым сокровенным. Как отчаянно я желал от них отгородиться и не смел! Порой мы мечтаем о том, чтобы узнать о мыслях других. Джио, и не только она, часто говорила об этом. Она хотела узнать, о чем я думаю, что меня печалит или тревожит, что я думаю о ней. И напрасно. Совершенно напрасно. Подобное знание не приносит счастья. Дает информацию, не более. Её можно использовать, её можно продать, обменять, и только. Эта информация вряд ли способна изменить сам ход мыслей. Я мог изобличить преступника, найти инакомыслящего, но, увы, увы, я не мог, не мог изменить чьи-то суждения, заставить кого-то мыслить иначе. А если бы мог? Ах, если бы мог!

Я разъезжал по стране. Роскошь столицы сменялась провинциальной пестротой и… простотой. Я покидал Элевентэль, но тогда Пропасть для меня была иной. Пропасть. Всего лишь Пропасть. Пропасть противостояния.

Пропастью различий, Пропастью контрастов она стала многим после. Тогда все было иначе. Диечи Аквилиэт налагает серьёзные обязательства, входить в его ряды – большая честь, но она сопряжена со словом «нельзя». Нельзя быть собой. Нельзя говорить близким правду. Это жизнь в тени, неприметная, закрытая, полная тайн. Я избегал вопросов, старался скрыть как можно больше от Орнеллиэль, от её близких. Я отдалился от них настолько, насколько смог. Почти не бывал в родном городе и не писал ничего важного. Все мои изыскания должны были оставаться при мне. Зная так много, обладая властью, влиянием, я не имел права на свободу. Собирая информацию, наблюдая, выискивая ответы в чужих головах, расследуя, отдавая приказы об аресте или о ликвидации, я старался думать лишь о деле, о долге перед страной. В нем не было меня, не было ничего от меня. Я не испытывал удовлетворения, не упивался властью, возможностями, открытыми дверями, собственными талантами. Нет, я делал лишь то, что нужно. То, что велит долг. И неважно, что за моими решениями скрыта трагедия. Порой целых семей. Но всегда приходится чем-то жертвовать. Или кем-то. Для всеобщей безопасности. Разве нет? Я мог узнать о замысле, предотвратить преступление. Но был ли я способен заставить будущего преступника от этого замысла отказаться? Способен ли я в корне изменить его суждения? Или я лишь посредник? Тот, кто получает сведения и обрабатывает их. Раз за разом я возвращался к этой мысли, и она терзала.

Сведения. Они переполняли меня, изводили. Годами я отказывался от отдыха, грезил о тишине, но никак не мог забыться. Мысли следовали за мной повсюду. Негде было от них укрыться. И мне казалось, что, скрывшись за стеной чужих переживаний, я потерял себя. Где завершались мои печали и начинались чужие? Как отделить собственные чаяния от чужих? Как выделить нужную мысль, как её не потерять? Имея дело с множеством мыслей, я боялся запутаться и принять неверное решение, неправильно истолковать и вынести несправедливый приговор. Осуждать за мысли – вот мой удел. Осуждать – не помогать. И мне… мне никто не мог помочь. Я закрывал глаза, зажимал уши, мечтал уснуть и не видеть обрывки чужих кошмаров. Не принимать слишком близко к сердцу, забыть всё, что пришлось сделать, кого пришлось устранить, чью жизнь я был вынужден разрушить. Я хотел забыть, правда. Вот только… вот только мои мечты не сбывались. Сколько книг было прочитано в бессонные ночи, сколько вопросов было задано самому себе! И какой же невыносимой была головная боль! Я скрежетал зубами и корчился. Корчился. Ходил туда-сюда, не в силах отвлечься. Я радовался одиночеству. Радовался, что Джиовэннэт не видит меня таким. И я хотел бы, чтобы она никогда не увидела. Нет ничего ужаснее, чем наблюдать за страданиями, за муками совести. Никого это не сделает счастливым. Мне предстояло рано или поздно оставить Джио, чтобы она не видела, как печаль затягивает меня. Но тогда я не думал, что придется оставить и Элевентэль.