Добудь Победу, солдат!

Штурм

Глава 23

Ночью с семнадцатого на восемнадцатое ноября выпал туман и к утру он загустел, видимость была почти нулевая. “Бог на нашей стороне!” – сказал начальник «Абвергрупп-104» майор Гейер фон Хохенштауф и ровно в 5-00 отдал приказ выступать. Он разделил роту на две части и пятьдесят опытных штурмовиков под командованием обер-лейтенанта Оппермана пошла по обрыву Сухой Мечетки, вырезая в землянках спящих русских солдат.

Другую половину роты Хохенштейн провел по балке Сухой Мечетки до самого устья и приказал начать атаку на спящий гарнизон, защищавший правый фланг русской обороны. Он торопил своих солдат, потому что нужно было вырезать как можно больше русских, прежде, чем они опомнятся. С севера в поселок Рынóк вошли штурмовые батальоны, и штурмовики, также вооруженные пистолетами, ножами и гранатами, начали бесшумную атаку.

Вскоре началась перестрелка, и русские яростно дрались за каждую землянку и блиндаж, отчаянно схватывались в рукопашной и темп атаки снизился, а вскоре продвижение приостановилось. В наступление пошли пехота и танки, и вскоре заработала русская артиллерия с острова Спорный и левого берега Волги. Хохенштауф оглянулся и выругался, надо вызывать авиацию, сказал он и обер-лейтенант Опперман удивился и спросил, как же мы можем бомбить своих? Не своих, плевать на своих,  сказал Хохенштауф, и показал рукой на полуразрушенное здание метрах в пятистах сзади:

- Видишь эти руины? Там засел корректировщик. Этот проклятый Ястреб! Пошли связного к генералу Ангерну, пусть вызывает авиацию!

Когда вспыхнула перестрелка в Рынке и донеслись звуки первых гранатных разрывов, никто из разведчиков не придал этому особого значения, удивило всех только необычно раннее начало атаки.

- Немец расписание нарушил, - сказал сержант Загвоздин, - чует мое сердце, неспроста!

Группа в полном составе поднялась в школу и НП перенесли в северное крыло здания, окна которого выходили на Рынок. Чердынский установил рацию в простенке и включил питание, и в этот момент на НП пришла Ольга. Она прошла через помещение к Чердынскому, и он послушно отдал ей наушники и встал. Арбенов подошел, опустился на корточки и спросил:

- Ты почему здесь, Оля? Ты должна быть в лазарете! Какой был приказ?

- Плевала я на ваш приказ! – сказала Ольга. Она была спокойна. Крутила ручку, настраиваясь на волну и, когда старшина повысил голос:

- Тебя перевели в медсанчасть! Понимаешь? Твое место теперь там!  Она смотрела в его глаза твердо и ответила спокойно:

- Не кричи на меня! Мое место здесь и это моя работа! Не было никакого приказа! – она поймала нужную частоту и сказала, - Связь сейчас будет. Начинаем?

- Оля… - начал было Арбенов, но она перебила его:

- Я твои хитрости давно раскусила, Камал. И приказа никакого не было, мне Софья Михайловна сказала. Не надо меня опекать – я вам не девочка! Мое место здесь!

Черт бы побрал этих женщин, подумал Арбенов, кто бы мог подумать, что у нее такой характер. Как будто ты сразу не угадал, что она с норовом, как будто ты не видел, как она включилась в нашу сталинградскую жизнь. И тебе нравится, как она трогает кончик носа, и в этот момент глаза у нее темно-серые, нашел время думать о такой чепухе, а все-таки у нее удивительные глаза. И все-таки тебе спокойней, когда она рядом, и, может быть, сегодня немцы не будут бомбить НП, и все еще раз обойдется.

- Фрицы и здесь пошли в атаку! – крикнул Чердынский от западного окна, выходившего на Спартановку.

– Без арт-подготовки? – удивился Загвоздин, - вот это, ёфта-кофта, неувязка!

- Мы будем корректировать вдвоем! – сказал Камал, имея ввиду Чердынского. – Справишься? Ольга кивнула, и взгляд у нее был сосредоточенный, и когда она сказала – Есть связь! – он отошел к окну, и началась работа.

В полдень связь с артиллеристами вдруг прервалась, и Санька подбежал к окну, у которого стоял Арбенов.

- Что там? Держатся? - спросил он, и старшина отдал ему бинокль. Немцы выдавили батальон Ткаленко к обрыву Сухой Мечетки, а роту Есергепова прижали к воде, к самому берегу Волги. В Спартановке тоже разгорелся бой, но танков здесь было мало, и оборона держалась на прежних рубежах.

Камал Арбенов подошел к окну в восточной стене, откуда открывался вид на берег Волги, и прямо под зданием был штабной овраг. Он увидел, как из штаба вышли несколько офицеров, все с автоматами за плечами, и капитан Студеникин пошел вниз, к реке. Полковник Горохов прошел в верхний конец оврага под самой школой, где были одиночные окопы, передернул затвор ППШ и положил автомат на бруствер перед собой. Он поднес к глазам бинокль и смотрел в сторону Рынка, потом полуобернулся и что-то сказал стоявшему за его спиной комиссару Липкинду. Комиссар пошел навстречу приближавшемуся к позиции старшему лейтенанту Чупрову и что-то говорил ему, показывая рукой назад, и зам начштаба выбрался из оврага и побежал к южной окраине Спартановки.

- Ну, все! – кричал от окна Саватеев, - щас раздавят! Командир! Что же мы толчемся тут?

Чердынский подбежал к нему и выхватил бинокль, смотрел и матерился сквозь зубы. Загвоздин сидел на ящике у стены и молча курил, и старшина видел, как крупно подрагивает его рука, когда он подносит ко рту самокрутку. Он посмотрел в окно в сторону Рынка и увидел, как из-под берега в балку Сухой Мечетки выскочила рота автоматчиков, последний резерв Горохова, и вскоре бойцы исчезли в траншеях. Камал посмотрел вниз – полковник Горохов все так же стоял с биноклем в окопе, а по оврагу вверх поднимался Студеникин, тоже с автоматом в руках и портфелем под мышкой.