Дочь Праха

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Она бежала сквозь тёмный лес, не предвещавший спасения, и пыталась вспомнить лицо Кристиана. 

Не получалось. 

Здесь было ужасно холодно - и ужасно тихо. Никаких птиц, летающих над головой, никаких бельчат, лис, кроликов. Лишь уродливые жёлтые пни, земля цвета пепла и деревья, бесконечные деревья. 

Лишённые крон, они были настолько высоки, что сплетались ветвями, перекрывая небо. 

Здесь было ужасно холодно - и ужасно темно. Отсутствие запахов. Герда понимала, что лес утаивает великий кошмар, и страшилась его ещё сильнее. 

Сколько времени она в пути?  

Сутки?  

Неделю? 

В голове роились смутные, едва уловимые воспоминания. Да, она помнила, как отец ушёл воевать вместе с добровольцами, прихватив свиток пурпурного пламени, да, помнила, как имперские псы ворвались в дом, разнося стены в щепки, помнила и то, как безвинная кухарка Анна свалилась навзничь от случайного выстрела. 

Дом горел.  

Прошлое догорало вместе с ним, а впереди таилась сумрачная безвестность. 

Герда споткнулась о корень, торчавший из-под земли, и упала. Локоть наткнулся на острый камень. Воздух, казалось, стал в несколько раз холоднее. 

Здесь кто-то есть, подумала Герда и огляделась. Дорога, оставшаяся позади, ничем не отличалась от пути грядущего. Серая тропа, замшелые камни, пни и горький привкус во рту, - горький привкус приближающегося нечто. 

Герда вздрогнула, замерла. Ещё немного – и всё кончится. Может, так даже лучше? 

Не испытывать этой боли, чёрной усталости, от которой в голове звенит до одури, и попросту заснуть, заснуть навсегда, увидеть сладчайший сон из всех возможных?  

Вдалеке показался медведь. 

Сердце ёкнуло. 

Медведь был огромен и ступал медленно, неуверенно, будто сам не ожидал здесь появиться. Вглядываясь в темноту, Герда пыталась понять, что её так сильно удивляет: то ли масштабы косолапого, то ли его… 

Цвет? 

Действительно, шкура медведя пылала ослепительной зеленью. Той зеленью, который пылали и её, Герды, волосы. 

Впервые она наблюдала живого Зворя. Того самого имперского мутанта. 

Папа рассказывал, что ещё пятьдесят лет назад нергодские учёные начали серию экспериментов по генерированию живых существ из человеческой крови.  

Цель подобных экспериментов оставалась неясной – одни говорили, что сам канцлер возжелал сменить действительных животных рукотворными существами, которые бы исполняли любые человеческие приказы и даже использовали примитивную магию; другие же твердили, что таким образом канцлер наказывал неугодных приспешников – а когда их, переработанных в животных, скопилось слишком много, пришлось обнародовать правду, подав её жителям Империи как очередной научной эксперимент.  

Для этого имперцам пришлось перерыть половину архипелага – ведь без древних фресок, хранящих формулы, создать что-либо чрезвычайно трудно… 

Зворей было крайне легко распознать. Не по строению тел, не по взглядам, не по голосам, а исключительно по коже или шерсти, пылающей неестественным лабораторным светом. 

Вот и этот бедный мишка, шедший навстречу Герде, был изобретён в глубине имперских лабораторий, - там, где бушуют пары, зелья, механизмы… 

…и где не смолкают крики. 

Страх исчез.  

Медведь был явно не в духе и никого не замечал на своём пути – попросту брёл, еле передвигая лапы, и бездумно пялился в землю, будто ища оброненную пуговицу или монетку. 

Проходя мимо Герды, медведь протяжно зевнул – в его голосе заслышались тонкие человеческие ноты. Наверное, остатки того бедолаги, кровь которого изъяли, превратив в сырьё для сотворения искусственной фауны. 

Со дня возникновения первого Зворя прошло пятьдесят лет. Горестный юбилей. Этих существ стало слишком много – и они, согласно дурному плану канцлера, заполонили всю Империю, зажив бок о бок с реальными лошадьми, крысами, дельфинами, коровами. 

Другое дело, что Герда сталкивалась с подобным чудищем впервые. 

Она была родом не из этих мест, а из крошечной Минорты, южной державы архипелага, славившейся наукой и литературой. Люди, жившие там, не ведали убийств, грабежей, страданий, наслаждаясь высшими проявлениями человеческого разума, - искусствами слов и чисел, загадочной вязью воображения.  

Не знали до того дня, когда в столицу наведался имперский канцлер, эта жуткая мразь по фамилии Треус. 

Странно, что его лицо Герда запомнила невероятно прочно, а лицо Кристиана, человека, от встречи с которым зависело будущее, забыла практически полностью.  

Треус казался таким же высоким, плотным, безмерным, как деревья в этом лесу. Да, то был невероятно спрессованный, мало чем схожий с человеком колдун. На вид его кожа напоминала оживлённый кровью поэзии древний пергамент. 

А ещё у него был один-единственный глаз прямо посреди лба. Ходили слухи, что отец канцлера, циклоп-археолог, приехал в Империю давным-давно из-за океана и погиб в схватке с нергодскими разбойниками ещё до того, как Треус появился на свет. 

Впрочем, слово «свет» с этим чудовищем не сочеталось. 

Герда чересчур хорошо его запомнила – в тот день, когда всё покатилось к чертям, когда отец скрылся в пороховом дыму, когда безвинная Анна погибла от выстрела… 

…зачем ты сбежал двумя месяцами ранее, Кристиан, не сказав никому ни слова? 

Медведь был уже далеко впереди – полыхал зелёной точкой на линии горизонта.  

Какой пёстрый изумруд посреди этого пепельного уныния! 

Волосы Герды тоже были зелёными, но не пылали. Сейчас они, наверное, и вовсе чёрные – от пота, налипшей земли, листвы, грязи… 

Если медведь спокойно бредёт дальше, то и ей нечего бояться. Просто нужно отправиться следом и вовремя оглядываться по сторонам. Ведь бежать теперь нет смысла?  

Она оторвалась от преследования? 

Да и вообще – её кто-нибудь преследовал? 

Воспоминания обезумело роились в голове. Теперь Герда видела перед собой не лесную тропу, а белый камень темницы, поросший плющом, маленькое решётчатое окно, до которого не достать рукой, и жирную крысу, дремавшую в углу.