Дочки-матери

Дочки-матери

Беременность. Ненужная. Некстати.
– Ведь я одна, и при такой зарплате!
– Ах, девочка!
Но как бы ты любила,
Когда бы мама и тебя убила?
Андрей Олегович
Девочку звали Зарина.
Милая малышка, она всегда, сколько помнит, чувствовала себя одинокой.
Папа девочки был дальнобойщиком, мама трудилась в больнице на две ставки, и постоянно подрабатывала, когда предлагали уход за больными на дому, выполняла платные процедуры.
Мест в детском саду не было, бабушки и дедушки жили далеко.
У Зарины был белый плюшевый мишка и коричневый чемоданчик, в который она прятала свои сокровища: альбом с карандашами, кукольный театр, который сама сделала из картона и бумаги, сама раскрасила кукол и одежду для них, склеила складывающуюся мебель, солнце, траву, деревья.
Друзей и подруг у девочки не было: она всегда оставалась одна.
Когда родители находились дома, они тоже были заняты. Если не занимались домашними делами, то закрывались в своей комнате: громко чем-то скрипели, охали, потом ругались. Позднее бежали за бутылкой, и сидели на кухне почти до утра.
Малышка привыкла к одиночеству, от которого уже не испытывала дискомфорт. Ей всегда было чем заняться: куклы и мебель в заветном чемоданчике ветшали, выцветали. Их постоянно приходилось обновлять.
Потом Зарина пошла в школу.
Там было совсем скучно: дети не умели играть как она. Они шумели, озорничали, одним словом не знали, чем заняться.
Дома было намного интереснее.
После седьмого класса Зарину отправили во время каникул в пионерский лагерь.
Там всё и началось.
Витька Сутягин, мальчишка-переросток из старшего отряда, почти взрослый, зачем-то взял над ней шефство.
Это он так называл свою навязчивую прилипчивость.
Оказалось, что учатся они в одной школе, даже живут по соседству.
Юноша ходил за Зариной по пятам: дарил конфеты, а также цветы, фрукты и ягоды, которые ловко добывал по ночам в садах местных жителей.
Сначала его внимание здорово досаждало, потом стало безразлично привычным, но уже через две недели, если Витя опаздывал к её пробуждению, походу в столовую, или в часы свободного досуга, Зарина здорово расстраивалась.
Ей никто никогда не интересовался, никто не опекал, а Витя…
Стоило Зарине испачкать носочки или платье, Витя заставлял переодеться, тайком от друзей стирал и сушил её вещи.
Он быстро научился придумывать фасоны, вырезать и раскрашивать для кукол Зарины одёжку, устраивал с ними представления в ролях и лицах.
Впервые в жизни девочка почувствовала себя по-настоящему счастливой.
Витя был нужен ей, а она ему.
Это было так… так… здорово!
Потом они ходили по лесу, который оказался наполненным красотой и тайнами, о них Зарина никогда без него не узнала бы.
Витя столько всего знал о деревьях, цветах и птицах, так красиво и увлекательно обо всём рассказывал.
Ребята держались за руки, когда никто не видел, тайком учились целоваться.
Нежные Витькины прикосновения будили в восприимчивой девочке настолько приятные фантазии, что ночью после свиданий она не могла уснуть.
Под подушкой девочка хранила веточки душицы и вереска, которые дарил ей друг. Они были горькими на вкус, зато пахли Витей и мёдом.
Потом в лагерь приехали родители, предложили остаться ещё на одну смену.
Тот день Зарина еле пережила.
Ей нужен был Витя, а не мама с папой, которые раскладывали перед ней еду, фрукты, сладости, которые были не нужны девочке.
К счастью, Витю тоже оставили на второй срок.
К тому времени они были совсем неразлучны, к чему начали привыкать и воспитатели, и дети.
Когда ребята из первой смены разъехались по домам, а вторая ещё не прибыла, случился тот самый первый раз.
Первый и единственный, если быть точным.
Зарина ничего толком не поняла, потому, что ничего не видела, только чувствовала что-то неопределённое.
Зарина как себе самой доверяла другу.
Он никогда не сделал бы ничего плохого.
Девочка неподвижно лежала на кровати в полной темноте, когда Витька с фонариком разглядывал её писечку, когда сопел и потел.
Тошнить Зарину начало уже в школе.
Как ни была занята мама, заметить, что происходит нечто странное, смогла довольно быстро.
Конечно, поначалу она грешила на расстройство пищеварения, на простуду, на кишечную колику, по причине чего сделала анализы, результат которых ошеломил.
Мама глазам своим не поверила.
Такого… просто не может быть.
Девочке нет ещё двенадцати лет, она ребёнок.
Между тем у ребёнка начались по-настоящему серьёзные женские проблемы: днём Зарину рвало и мутило, а к вечеру на неё нападал жор.
Пришлось вести девочку к гинекологу.
Приговор был однозначный. Хотя нет, не совсем… маме предложили на выбор – аборт, или роды.
Она выбрала операцию.
Кто виновник “торжества” Зарина стоически скрывала.
Не знаю, мол, и всё.
У Витьки в школе началась своя жизнь, почти взрослая.
Афишировать – связь с пигалицей он не хотел, поэтому избегал встреч на глазах у одноклассников.
Зарина дождалась друга после занятий, и сообщила о том, что сказал доктор.
– Прям так сразу? Мы же всего один разочек, даже не по-настоящему. Так не бывает.
– Я в этом не разбираюсь, – ответила Зарина, – мама требует избавиться от ребёнка. Что ты об этом думаешь, тоже его не хочешь?
– Не знаю. Конечно, хочу, но что мы можем решать, мы же… не взрослые. Им видней. Я в девятый класс хочу перейти, потом институт…
– Понятно.
– Ничего тебе, Зарка, непонятно. Рано нам, вот и всё!
Витька не испугался, не спрятался. Пришёл к Зариным родителям, и сам признался во всём. Знал, наверно, что несовершеннолетнего судить не будут.
Зарина всё же поняла глубоко по-женски, наверно на уровне интуиции, что любовь и нежность на этом закончились.
Она замкнулась, ушла в себя, целыми днями играла бумажными куклами, выплескивая на них несбывшиеся мечты, обманутые надежды и эмоции, которые на глазах меняли интенсивность и цвет, превращаясь в нечто серое и бесформенное.
А ведь девочка успела придумать целую жизнь, совсем не кукольную, настоящую, в которой было всё не так, как у мамы с папой.
В той, новой жизни, была она, Витя… и дочки.
Зарина представляла то двух малышек, то трёх.
Девочки были такие замечательные, такие милые и родные…
В тот день…
Даже погода не была согласна избавиться от живого плода.
Всю ночь Зарина просидела на подоконнике неподвижно.
Слёз не было.
Просто внутри что-то замерзало и замирало, просто сердце то и дело забывало качать кровь, просто дыхание сбивалось, ноги затекали, а во рту была неприятно-горячая горькая сухость.
Витька провожал их с мамой, прячась в отдалении за деревьями.
Зарина видела его, но ей было безразлично Витькино присутствие.
Она всё решила, всё поняла: это не тот человек, которого она представляла себе в мечтах.
Совсем не тот.
Юноша из грёз никогда не отказался бы от трёх милых дочурок.
Он их любил бы, обязательно любил.
Зарина видела это в цветных грёзах собственными глазами.
Теперь девочка знала, почему во сне у её любимого невозможно было разглядеть лицо: это определённо был не Витя. Наверно она ещё встретит мальчика из сна, когда-нибудь, позже.
Больничный коридор был серый, пустой, и холодный.
Потолок и стены непонятного цвета давили: голова шла кругом, подкашивались и дрожали ноги, останавливалось дыхание.
Мама как назло пыталась её обнять, что было ужасно противно.
Зарина села у стеночки на ветхую скамейку, отключилась от реальности, представила сцену из прочитанной некогда сказки, как королеве отрубили голову, которая катилась, и хлопала глазами.
Мурашки толпой прокатились по её хрупкому телу.
Зарина затряслась от холода, тут же вспотела.
Рядом сидели несколько взрослых женщин в напряжённых позах с бледными печальными лицами.
Они были молчаливы, неподвижны, холодны, и излишне серьёзны.
Как они могли на такое решиться, они же взрослые, сами могут определять свою судьбу, как?!
Медперсонал то и дело выглядывал в коридор. Зарину явно разглядывали, и обсуждали.
Плевать.
Сейчас умрёт дочь, вместе с ней она. Пусть делают, что хотят.
У Зарины не было сил сопротивляться.
Маму внутрь операционной не пустили, лишь дали бумаги, в которых она расписалась.
Воздух вокруг сгущался, становился тяжёлым, липким. Он придавливал девочку к земле, которая норовила убежать из-под ног.
В ужасном помещении, не похожем на место, в котором можно жить, был раздражающий, очень неприятный запах. В лотках на белых простынях лежали страшные на вид блестящие инструменты, напоминающие столовые приборы.
Зарина подумала, что сейчас эти люди разрежут живот, вытащат дочку, положат маленькое тельце на белоснежные ткани, и начнут пировать.
В глазах девочки мелькали красные концентрические круги.
Её раздели, обтёрли, усадили в ужасное кресло.
Зарина смутно слышала лязгающие металлические звуки, голоса, звучащие глухо, словно из жестяного ведра.
Казалось, будто они злорадно смеются.
Девочка пыталась открыть глаза.
Временами получалось увидеть, как медленно плавают вокруг зеркала, головы, руки, как уползают и расширяются стены с потолком, как всё это закручивается в спираль, улетает, переворачивается, проваливается в бездну.
Зарина безудержно летела вместе со стремительно набирающей скорость спиралью, не в силах перевернуться, изменить положение тела.
Одновременно с ускоряющимся полётом нарастал гул и ощущение, что сейчас всё кончится, что она грохнется о твёрдое чёрное дно, и исчезнет навсегда, отчего всё её пока живое существо целиком заполнил предсмертный ужас.
Зарина закричала, и очнулась.
На неё в упор смотрели несколько пар испуганных глаз.
Удивительно, но девочка даже расстроилась, что осталась живой.
В себя Зарина после наркоза приходила тяжело и долго.
Её мутило, мерещились сгустки липких существ с щупальцами, которые пытались отнять ребёнка, ныло всё тело.
Зарина не могла нормально стоять, дышать, думать.
Пришлось долго приходить в себя.
Мама держала её за руку.
Лучше бы она этого не делала.
Её прикосновения были ужасно неприятны.
Дома девочка в одежде улеглась под одеяло, и провалилась в ту же бездну, где уже побывала утром.
Теперь Зарина знала, что будет дальше. Теперь она с надеждой ждала, когда столкнётся с чёрной бездной, когда сама превратится в пустоту, в абсолютное ничто.
Девочка то чутко спала, то просыпалась, удивляясь, что бездна отпускает её почти невредимой.
Почти…
Удивительно, но через пару дней мучения закончились.
Зарина проснулась с рассветом, захотела кушать, потом вспомнила про Витьку, про не родившуюся дочь, которую поглотила неизвестность.
Ведь Зарина так и не увидела малютку живой.
О дочери Зарина будет позже вспоминать всю жизнь.
Кукол она забросила, училась сначала кое-как, затем поставила перед собой цель уехать от родителей.
Навсегда.
Школу Зарина закончила с отличием, после чего без сожаления уехала в областной город, образование в институте тоже завершила с красным дипломом.
С родителями переписывалась, но неохотно, очень редко.
Витьку и всё, что с ним связано, пыталась забыть, как страшный сон, от мужчин шарахалась.
Несмотря на опутавшие воспалённое сознание страхи, которые проявлялись фобиями, женская сущность в Зарине оказалась живучей и сильной, а материнский инстинкт поистине неистребимым.
Она мечтала о трёх дочках, грезила ими, видела, чувствовала каждую из них, называла по имени.
Мысли о детях постепенно превращались в психоз.
Когда на горизонте событий появился Роман, имя-то какое – многообещающее, Зарина не смогла больше противиться обстоятельствам и желанию стать матерью.
Так вышло, что не было у них с будущим мужем конфетно-букетного шоу, не случилось романтических прогулок под звёздным небом, чарующего запаха душицы и вереска, пробуждающего счастливые грёзы.
Сошлись они буднично и просто: первое свидание закончилось постелью, после чего случился месячный перерыв, пока Зарина не убедилась, что всё ещё полноценная женщина, что внутри опять, как тогда, зародилась новая жизнь.
Не было у них с Романом неистовой страсти, не было безумного желания, чувственной одержимости, упоения ласками и близостью.
Зато было взаимопонимание, доверие. И была дочь, Алина.
Зарина почти убедила себя, что счастлива, что жизнь на самом деле прекрасное занятие, если умеешь и хочешь сопротивляться неблагоприятным обстоятельствам, даже решилась было на повторную беременность, пока однажды Рома не сообщил ей со спокойным выражением лица, что нужно расстаться, что встретил женщину мечты.
Его мечта, против её смутных грёз, имела привилегию – он действительно всерьёз влюбился.
Во всяком случае, в таком ракурсе Ромка преподнёс свою новость, и собрал вещи.
Зарина расплакалась, но совладала с эмоциями, не стала устраивать разборки, скандал, лишь смиренно попросила не оставлять её сразу, вымолила у Ромки одну единственную ночь.
Женщина сама не понимала, почему это для неё так важно.
Муж, конечно, сопротивлялся, но слёзы и смиренная позиция жены сделали своё дело.
Он остался.
Остался на целую неделю, хотя то и дело кому-то звонил, унося телефонный аппарат на кухню, чтобы Зарина не слышала собеседников, и не разбирал чемодан.
Женщина не понимала, что с ней происходит.
В ней неожиданно и вдруг проснулась ненасытная самка.
Зара взяла отпуск за свой счёт, помогла мужу оформить больничный, и не выпускала его из чувственных объятий, пока тот совсем не обессилел.
Привычно тошнить её стало недели через три, когда муж окончательно переселился к любовнице.
Сомнения, беременность ли это, развеял в два счёта врач.
Они всё ещё оставались законными мужем и женой. Зарина не могла называть коварную разлучницу иначе, как стерва, и всё ещё лелеяла надежду на восстановление семейного статус-кво.
Беременность протекала с осложнениями. Видимо сказывалось нервное напряжение.
Алина, дочка, постоянно болела, усугубляя сложность одинокой жизни.
Спустя два месяца неожиданно позвонил Ромка, долго чего-то невразумительно бубнил, вспоминал, как им было хорошо вдвоём, намекнул, что готов вернуться, что всё исправит.
Сердце Зарины ёкнуло, подскочило ввысь, и встало там колом.
Она уже успела распрощаться с мечтами и грёзами, успокоилась, распланировала жизнь на годы вперёд.
Без него, без Ромки.
– Поздно, милый. Слишком поздно! Если бы месяц назад… у тебя, Сафронов, был счастливый шанс стать папой замечательных малышек. Ты его про… короче, любимый, я убила наших девочек… неделю назад убила. Ты мне больше не нужен, предатель.
– Как же так, Зарочка, как же так? Ты же ни единым словом не обмолвилась… зачем ты это сделала! Зачем?!
– А ты… ты зачем? Обрати внимание – ты ушёл сам. Сам, любимый. Теперь сам просишься обратно. Что не так, чем тебя любовница не устроила? Ты – негодяй. Живи теперь с этим. Мне больше не звони.
Ромка не звонил, пришёл сам.
Разговаривали в коридоре.
В квартиру женщина его не впустила.
Одета Зара была довольно странно, в объёмный бесформенный балахон, но Ромка этого не заметил, наверно был слишком занят своим, личным.
Муж выглядел одиноким, обиженным, и постаревшим.
Зато она была счастлива…
УЗИ показало, что внутри у неё стучат малюсенькие сердечки двух эмбрионов.
Позднее выяснилось, что это две девочки.
И неважно, близняшки это, или двойняшки.
Мечты иногда сбываются.
– Алина, у тебя будут две сестрички. Как ты к этому относишься?