Договор

Договор

С неприятным, режущим слух звуком, который разносился в тишине леса, как звон колокола, точильный брусок раз за разом проходил по лезвию топора. Шум привлекал внимание тех, кого ночью тревожить не следовало, их присутствие выдавали возникающие то тут, то там красные огоньки глаз и всё более затихающий лес. Всё живое стремилось как можно скорее покинуть поляну. Маленький лагерь, если можно так назвать рваный плащ, растянутый на колышках, окружали густые тени, прячущиеся по кустам от света затухающего костра. У огня лежал раскрытый требник, страницы которого давно пожелтели, буквы выцвели и были еле заметны в окружающем поляну полумраке. Обложка книги по древним заветам была вырезана из священного дуба мертволесья, но дерево уже потрескалось от времени, а позолота стёрлась и облетела. 

Где-то недалеко хрустнула сухая ветка. Потянуло гнилью и мертвечиной.

Грубые пальцы на мозолистых руках, держащие топор и брусок, на миг замерли. Маленькие слезящиеся глаза на иссечённом рваными, уродливыми шрамами лице осматривали окружающий лес. Некоторое время ничего не происходило, лишь ветер тихо шевелил листья на древних как этот мир дубах. Одетый в рваные лохмотья, в которых с трудом можно было узнать старую, покрытую пятнами засохшей грязи рясу, мужчина нехотя поднялся и, подойдя ближе к огню, скептично оглядел лезвие и попробовал остроту подушечкой пальца. Из леса раздалось злобное рычание, на которое оборванец не обратил внимания. Костёр выстрелил в воздух снопом ярких искр, отразившись в сотне красных глаз, окружавших поляну. Рычание сменилось жалобным скулением.

Последняя щепотка ладана почти догорела, времени практически не осталось - свет постепенно терял свою силу. Полночь приближалась. Поморщившись, мужчина с отвращением поцеловал топорище и в окружавшей его зловещей тишине зашептал свою молитву.

- Отлучённый от жизни земной, наречённый дьяком, - оборванец поднял над головой свой топор из тёмной стали, казавшейся чёрной в окружавшем поляну полумраке. На одной стороне лезвия были видны отблески огня, а на другой - отсветы луны. Дьяк стоял на границе мира живых и мёртвых, давно забыв к какому миру принадлежал сам.

- Безымянный, бездомный, безмолвный, - древко, сделанное из тёмного дерева, вдруг потеплело, а крепкие мозолистые руки, держащие оружие, налились силой. Имена мертвых богов и людей, руны канувших в лету цивилизаций, выгравированные на холодном металле, засветились мягким голубым светом, отзываясь на магию древнего ритуала.

- Хранящий твои обеты. - Где-то в глубине сознания дьяк отчётливо услышал весёлый смех, который постоянно слышал в своих кошмарах, смех, от которого стынет кровь в жилах. Каждую ночь Наместница посылала ему один и тот же сон, заставляя в деталях вспоминать лица своей жены и дочерей, их голоса, их крики и мольбу о помощи, их спасение. Их смерть.

- Взывает, Мать, за платой… - Смех лишь приближался. Мужчина дрожащими руками вытер пот со лба и опустил ненавистный топор, унесший жизни его семьи, пропитанный их кровью, а после ставший частью его руки, приросший к ней, связанный с его душой невидимыми нитями Договора. Этот топор был платой - ценой за победу в бойне, что произошла вечность назад. Лекарством, которое оказалось страшнее болезни.

Костёр издал последний, показавшийся жалобным треск и потух. На мгновение лес затих, Дьяк слышал только своё тяжёлое дыхание и чувствовал, как пульсирует кровь в висках. Внезапно тишину разорвал ужасный рёв, раздавшийся со всех сторон сразу.

Время замерло. Кожу привычно обжёг нестерпимый мороз, когда в воздухе над головой Дьяка буквально из ниоткуда материализовалась беловолосая женщина и начала спускаться по невидимым ступеням на землю. Стало светло, как днём. Вокруг поляны замерли в разных позах десятки варгов, похожие на гигантских волков, покрытых струпьями и лоскутами свисающей с жёлтых рёбер мёртвой кожи. Некоторые из тварей висели в воздухе, неподвижные, замершие во времени, с горящими лютой, демонической жаждой убийства, глазами, обращёнными на Дьяка. Мужчина отступил на пару шагов, с неприязнью посматривая на зевающую Наместницу. Эммет уже устраивалась на резном троне, в который превратила стоящий рядом дуб. Потерев переносицу, беловолосая подняла усталый взгляд на оборванца и усмехнулась.

- Здравствуй, Михаил, - преследующий Дьяка в кошмарах голос звучал внутри головы, а её тонкие бледные губы на некрасивом асимметричном лице не двигались. Сам воздух давил мужчине на плечи, оборванец задрал подбородок, тяжёло оступился, но устоял. Наместница закатила глаза и покачала головой, давление стало невыносимым, и Михаил упал на колени, заметив раздражённую улыбку на лице женщины.

- Эммет… - прохрипел Дьяк имя Матери, стараясь унять дрожь в голосе. Тяжесть еще некоторое время давила на плечи мужчины, но вскоре ослабла, хоть и не исчезла совсем. Наместница была недовольна. Впрочем, как всегда.

Несмотря на раздражение, Эммет всё-таки выполнила свою часть Договора. Беловолосая поднесла ладонь к губам и дунула в сторону стоящего на коленях Михаила. Через мгновение Дьяк согнулся от боли, изо всех сил прижав к себе топор, чувствуя, как металл врезается в кожу. Издав звероподобный рык сквозь сжатые зубы, мужчина выгнул спину и начал скрести грязными ногтями свою грудь, разрывая одежду и царапая кожу, стараясь добраться до горящего внутри сердца. С каждым вдохом Дьяк чувствовал, как растёт вес его тела, стократно усиленный черной магией Наместницы, как бешено начинает колотиться сердце, как наливаются кровью и силой мышцы, как дубеет кожа и ускоряются рефлексы.

- Медленно, Михаил, очень медленно. - Эммет покачала в руке золотую чашу и, поднеся ее к губам, улыбнулась. Время начало набирать свой ход, а вместе с ним возвращалась тьма. Сквозь собственный крик бьющийся в конвульсиях дьяк отчётливо расслышал смех Наместницы. Глаза ещё не видели в темноте, чёрная магия Матери только набирала силу, а боль от выжженных с обратной стороны кожи рун древних заклятий не давала сосредоточиться и подготовиться к удару летящего на него варга. Усилием воли Михаил оторвал от тела топор и выставил его перед собой как раз в тот момент, когда лапы варга приземлились на его грудь, ломая ребра.