Долгая дорога

История первая. Четыре жреца, демон и старые воспоминания

 – Прости, преподобная мать, ибо грешила, – преклонила я колени перед наставницей.

Мы не виделись с нею более полугода. И за это время я успела наворотить такого, что хватило бы на десяток исповедей.

– Встань, дитя мое, – махнула рукой старшая мать Марта, настоятельница храма, при котором я прошла обучение, а после и приняла сан. – Негоже младшей матери ползать по полу. Да и исповедоваться тебе уже не нужно. Разве что ты хочешь порадовать старуху рассказами о своих похождениях.

Я тихо фыркнула. Старуха, как же. Моей наставнице на вид нельзя было дать больше сорока. Богиня хорошо заботилась о своих служительницах, старость заглядывала к нам куда позже, чем ко всем иным людям.

– Какие же похождения вас интересуют? – спросила я, усаживаясь на стул подле стола.

Мать Марта уселась напротив с таинственной полуулыбкой.

– Быть может, я хочу послушать о том, какая нелегкая свела тебя снова с твоим женихом?

История первая

Четыре жреца, демон и старые воспоминания

Несколько дней в седле и ночевка в открытом поле мало из кого сделают красавицу, верней, такие условия даже из красавицы могут сделать ведьму, поэтому неудивительно, что при въезде в крупное село большинство встреченных мною людей обозревали меня с плохо скрываемым презрением. Чучело чучелом, иначе и не скажешь. Решив, что не след и дальше позорить жречество своей Богини, я направилась к видневшемуся в конце улицы трактиру в надежде на отдых и ночлег. А также бадью с горячей водой. Благо, я не нищенствовала и могла заплатить за себя. В мои планы входило как можно реже останавливаться в селениях, чтобы не задерживаться в дороге, но предел был любой выносливости.

Моя кобылка, увидев впереди конюшню, счастливо всхрапнула и даже прибавила шагу, хотя до этого вышагивала так, будто ехали мы на эшафот. Я отпустила поводья, дав лошади возможность проявить свободу воли, благо наши с ней намерения и желания на этот раз полностью совпадали.

Конюх высунул рыжую свою голову при моем появлении и, решив, что я для него интереса не представляю, снова скрылся к недрах конюшни.

Я едва не впала в грех сквернословия.

Похоже, меня отнесли к неплатежеспособным. Совсем неплатежеспособным. Однако стоило лишь предъявить свой медальон и заявить о жреческом сане, как меня тут же приняли с подобострастием и откровенным расчетом на милость Богини. Я молча улыбалась, не комментируя свое отношение к такому откровенному подхалимству. В конечном итоге, для меня не играет большой роли, исходя из каких мотивов сейчас передо мной выслуживается конюх, его грехи и добродетели – дело Богини, не мое. Пусть она дает оценку этой душе в назначенный час. Получив в свое распоряжение комнату, я с преогромным удовольствием смыла в бадье дорожную пыль и сменила одежду на рубаху и бордовую накидку, что носят воинствующие жрицы. Предписано было оставаться в жреческом облачении все время, но это было не самое практичное решение для того, кто проводит едва ли не половину жизни в дороге, пропитываясь пылью и лошадиным потом. Поэтому жреческие одежды я надевала, только прибыв в какое-либо поселение и хорошенько вымывшись перед этим. Какая уж тут благодать богини, когда от тебя несет на пару лиг вокруг?

Отужинать я решила в общем зале. За несколько дней дороги истосковалась по живому слову и людям. На четвертый день казалось, наткнись я на разбойников – и тем бы обрадовалась. Да и что мне сделают лихие люди? Воровать у меня себе дороже, если правосудие живых бывает слепо, то Богиня в мудрости своей и благости уж точно не забудет отпустить пару бедствий на голову того, кто причинил неприятности скромной Ее служительнице, так что охочие до присвоения чужого добра жрецов не трогают, и даже стоически переживают лекцию о праведном образе жизни и воздаянии в загробном мире. Хотя надо сказать, я не верю в действенность прочувствованного воззвания к совести таких людей, и тратить на их перевоспитание свое время мне также не хотелось, как и им меня выслушивать. Возможно, из-за этого скептицизма я стала сестрой-воительницей, а не сестрой-целительницей или сестрой-утешительницей… Вот и получила вместо собственного уютного прихода бесконечные странствия. Воинствующие жрецы дольше всех остаются без постоянного пристанища, слоняясь по дорогам наподобие странствующих рыцарей и примерно с теми же целями.

В зале было шумно и многолюдно, трактир стоял на тракте, ведущем из портового Варчека к столице, по которому постоянно двигались сотни, а то и тысячи путников. Молоденькие разносчицы едва успевали разносить клиентам заказы, вполне умело уворачиваясь, когда кто-то пытался ущипнуть их пониже спины. Или не уворачиваясь. Но тоже умело. Мое появление привлекло некоторое внимание, бордовые одежды воинствующих жрецов вообще бросались в глаза, но отреагировали на меня довольно спокойно: во-первых, не стража и то ладно, во-вторых, на жрецов всех мастей тут, я думаю, уж на пару лет вперед насмотрелись. Я заняла пустующее место у окна. Точнее, там сперва тихо подремывал какой-то упитый старик, но ради меня его даже согласились вынести на улицу. И надо же было так случиться, что, пока мне несли мой заказ, в трактире появились еще служители веры. И тоже воинствующие.

Трое братьев обводили взглядами зал с презрением, присущим представителям высшего света, и морщились. Судя по нашивкам на накидках, двое средних и один старший, лицо которого показалось мне смутно знакомым. Все высокие, широкоплечие, с совершенно одинаковыми выражениями на суровых обветренных лицах. Почти как братья, разве что средние – темноволосые, а старший – блондин. Солидная компания, даже чересчур, пожалуй. Жрецы редко путешествовали вместе, встретить нас подвое – и то странно, а уж трое, да не в самом низком ранге… По какой же причине они приехали сюда?