Долгий день в новом платье

1

Это было в Донбассе ранним летним утром 1895 года. Смуглая тринадцатилетняя  Катя, проснувшись раньше всех, вышла на веранду в прелестном белом кружевном платье. Нарядное, в меру пышное платье, изящно присобранное на талии, достаточно длинное, чтобы не казаться детским, совсем недавно сшила для своей старшей дочери мама.

В отличие от других домов поселка их просторный дом с большими окнами и  резным крыльцом, с удобной открытой верандой, где так любили вить гнезда ласточки,  имел еще и огромную усадьбу. На всей ее площади, кроме сада, огорода и конюшни, умещалось  немало хозяйственных построек. Эти постройки, как и дом, были украшены одинаковыми колоннами по углам. Из-за этих белых колонн и выкрашенных в бледно-розовый цвет строений родной дом казался Кате сказочной игрушкой, и она его очень любила.

 Этот дом и усадьбу получил когда-то  Катин отец от графини Н. в награду за то, что очень успешно управлял графскими шахтами. Чистокровный поляк Михаил Диомидович Лодзинский, имея прекрасное образование горного инженера, был требовательным и строгим руководителем в шахтоуправлении, зато дома – мягким и добрым отцом четверых детей.

Дом стоял на взгорке, и с веранды открывалась изумительная панорама разноцветных полей, разделенных перелесками,  лугов с пасущимися на них стадами, туманом над небольшой речушкой и синеющим в лучах восходящего солнца лесом, где  в изобилии рос фундук.  Этот кустарниковый орешек, был настолько любимым лакомством местных жителей, что  и само поселение было наречено Орехово.

В отличие от соседнего шахтерского поселка, бесхитростно названного просто 15-й рудник, в Орехово не было пылающих и чадящих угарным газом терриконов.  Эти небольшие искусственные «горы» возвышались по всему промышленному району. Кате  эти угольные отвалы  из пустой породы  казались отличным украшением пейзажа, и она надеялась, что скоро, уже вот-вот, появится и у них в поселке хотя бы одна такая «гора».

Папа восторгов Кати не разделял. Он объяснил ей, что даже, спустя семьдесят лет после  закрытия, когда перестанут эту гору подсыпать только что поднятой из-под земли породой, террикон будет тлеть и отравлять воздух вокруг себя угарным и углекислым газом.

Катина мама, как всегда, поддержала мнение папы.

- И что ты находишь красивого в этих жутких бесформенных дымящихся насыпях? - спросила она дочку.

- Если бы в Олехово был телликон, я бы его засадила цветами от подножья до самой макушки. Пледставьте, как было бы это класиво! А то на всех телликонах только бульян и ластет…

- На свежих не растет и бурьян,- хмуро уточнил отец. А мама предложила:

- Если хочешь посадить цветы – сделай клумбу. Мы все будем любоваться.

- То только мы, а то – весь поселок.

- И что за нескромное желание – выпячиваться, мало тебе театра, что ли? – с досадой спросила мама. – Дались тебе эти терриконы! Ведь ты даже их название не можешь правильно произнести из-за своей картавости. В слове  террикон звук «р» - раскатистый, не чета твоему свистящему недоразумению.

И действительно, к своим тринадцати годам Катя никак не могла научиться выговаривать этот рокочущий звук, зато, благодаря по-детски картавой речи, ей доставались роли всех маленьких девочек  в местном любительском театре.

- Аннушка, дорогая, нельзя же так жестоко упрекать Катерину  в недостатке, который от нее не зависит. Это банальный дефект речи, она вовсе не виновата, - вступился за старшую дочь отец.

-Так пусть тренируется, работает над собой! А то кажется, что ей эта «р» как-то не очень-то и нужна, - сердито сказала мама. Тогда папа перевел разговор на другую тему:

- Скажу, чтобы вас успокоить, сударыни: без шахты террикон не вырастет, а  я только вчера  беседовал с маркшейдером шахтоуправления, который готовит все карты местности и месторождений каменного угля, отвечает за их точность и достоверность. Он заверил меня, что  в ближайшие двадцать лет в нашем поселке ни одной шахты открыто не будет.

А пока отец Кати до шахт добирался зимой в крытом экипаже, а летом  на линейке без верха. Это  была узкая, чуть вытянутая коляска, разделенная по всей длине перегородкой, напоминающей школьную линейку. Пассажиры садились по обе стороны перегородки  боком к направлению движения, а кучер, устроившись верхом на конце доски, правил лошадью, поставив ноги  на специальные упоры.  В линейку Лодзинских всегда запрягали веселого молодого жеребца по кличке Снежок, который сейчас, пританцовывая, ходил на веревке вокруг конюха Степана.

Катя качалась в кресле-качалке, с удовольствием прислушиваясь к громкому стрекотанью цикад в цветах, к суетливому гвалту подросших птенцов ласточек в налепленных в углу под потолком гнездах и к шуму закипавшего на столе веранды самовара.

Она боролась с непреодолимым желанием взять свежеиспеченную булочку из резной хлебницы, накрытой ажурной салфеткой, и вместе с этим лакомством  повиснуть вниз головой на прочном суку раскидистой сливы, зацепившись за него  коленками.

Слива эта, как рассказывал детям отец, выросла сама по себе, видимо, из брошенной кем-то косточки. Все домочадцы  очень любили и берегли ее, потому что она давала очень вкусные плоды, укрывала веранду от снега зимой и от жары летом да вдобавок  безропотно терпела непрерывные обезьяньи набеги детей, каких не переносило ни одно дерево в саду.