Долго и счастливо

Глава 7

Маше совсем не хотелось купаться, загорать и пить коктейли в баре, короче, отпуск явно удался. И уехать она тоже не могла: мама сразу просечет, что случилось нечто из ряда вон и пока не допытается, не отстанет. А потом, вообще, ее одну никуда не пустит. И так-то им с папой пришлось целую битву выдержать, когда Маша сказала, что одна на курорт поедет. Мама до сих пор думает, что ей пятнадцать и ее то и дело пытаются совратить злобные педофилы. Маша улыбалась в ответ на все мамины предостережения и перемигивалась с папой. Папа все ей объяснил еще лет в одиннадцать. Про пестики, тычинки и прочее. И про то, что верить мужчинам нельзя, особенно на берегах всяких там морей, тоже объяснил, но это уже, конечно, не в одиннадцать. Маша набрала номер. «Привет, малыш, – услышала она привычное, – как дела?». Вытащила из кармана юбки бумажку с цифрами и плюхнулась в кресло, удобно пристроив ноги на подлокотник.

Визит в полицию оказался не таким безнадежным предприятием, как ей показалось сначала. Она не знала, какой именно из пресловутых факторов включился в полицейском сознании, но он выслушал ее доводы и даже просидел с ней целых два часа. Вот дежурный-то удивился! А то пускать не хотел – пять минут, пять минут… Хотя проговорить-то они проговорили, а толку? Ну попытались составить хронологию и что? По всему выходило, что с двенадцати тридцати дня Яну никто не видел.

Портье на входе подтвердил, что она выбежала из отеля примерно в это время и пошла вроде в сторону центра. И все. Павла тоже видели последний раз, когда он сцепился с Машей на дорожке к бассейну. Это было где-то около часа. Павел утверждает, что поискал жену в отеле, на пляже, у бассейна, а потом ушел в свой номер и до вечера сидел там, пока не спустился вечером в бар. Маша тоже после стычки с Павлом ушла к себе, приняла душ, потом спустилась на обед, потом опять пошла на пляж. (Зря, зря, ну да чего уж теперь). Побыла там до четырех, потом в номере ненадолго заснула, а когда проснулась, обнаружила, что сгорела и начала страдать. Никто из служащих не видел, как Яна вернулась в отель. Хотя это странно. Могла она проскочить незамеченной или нет? Пляж отеля граничил с пляжем соседней гостиницы, статусом ниже, но принадлежащей тем же владельцам. По берегу легко можно было перейти с одной территории на другую. Но в тот отель полиция, конечно, не ходила. Ведь Павла к тому времени уже арестовали и надобность в лишних опросах отпала. Маша еще раз покосилась на листочек с цифрами.

Инспектор немного колебался, доставая из сейфа пакет с вещдоками. Это Маша так про себя его называла «вещдоки». Инспектор достал из желтого бумажного пакета серебристый телефон и, еще раз немного подумав, протянул его Маше. Маша торопливо залезла в меню и просмотрела список исходящих, а потом принятых звонков. Все верно. Как она и предполагала за последние несколько дней входящие звонки были в основном с двух телефонов: один Павла Сергеевича, а вот второй от какого-то или какой-то Маси. Что за Мася такая? Этой же Масе Яна звонила сразу, как только поссорилась с мужем. А потом еще несколько раз в течение получаса. Звонки были короткие, наполминутки всего. А вот утром часов в десять Яна звонила кому-то в Россию на городской номер, и разговор был длинный. И что это нам дает? Пока ничего. Там, в полиции, Маша старательно переписала на бумажку все эти телефоны. Затем инспектор любезно проводил ее до самых дверей и под любопытными взглядами сослуживцев пожал ей руку, сердечно попрощался и… все. Так Машина миссия по спасению «рядового Райана» бесславно провалилась. Ну хоть передачку приняли. Вот чего ей на попе не сидится? Подумаешь, посидел бы без сигарет пару дней, может, поумнел бы.

Маша злилась, и сама не знала от чего. Что за тупость! Ведь она же ясно доказала, что фотографии поддельные, так чего огород городить? Нет, инспектор вполне с ней согласился и все же не хлопнул себя по лбу: «Семен Семеныч…»А загадочно, по-восточному, улыбаясь, напоил ее кофе и долго рассуждал о вещах совсем к делу не относящихся.Вот что это? Она так старалась, все сделала по правилам: и дружелюбие проявляла, и в глаза смотрела, и вопросы правильные задавала, те самые с единственно возможным ответом «да». А результат нулевой. Врут все эти психологи. Нет никакой возможности заставить человека сделать то, чего он не хочет. Или есть? Вот у папы классно получается, но на то он и папа, ей бы его опыт… У-у-у!

Хотя с фотографиями это она здорово сообразила. В лупу явственно был виден лежащий на столе откидной календарь и дата 20 ноября 199… год. Яна в то время наверняка еще пешком под стол ходила, ну, во всяком случае, не могла выглядеть так же, как сейчас. Остальные фотографии подозрений не вызывали, в том плане, что на первый взгляд казались правдоподобными. Экспертиза покажет. Хотя будут ли ее проводить? Да нет, если в дело подключатся толковые адвокаты, то будут, конечно. Вообще, это проблема Красовского, чего она себе голову ломает? Вот ей делать больше нечего. Лучше она сейчас на экскурсию поедет, здесь ведь есть чего посмотреть.

В прошлый раз они ездили смотреть древний амфитеатр и статую императора Веспасиана. А вот знаменитую реку Манагавт так и не посетили, с ее водопадами, рафтингом и прочими увеселениями. Мама не была любительницей экстрима, потому и не пустила их с папой. Правда, на конную прогулку они отпросились. Маша до той поры на лошади сроду не сидела и все боялась свалиться, попа у нее потом здорово ныла. Маша улыбнулась. Вот как она поедет на экскурсию одна? Это ж скучно. Все же она человек социумный, ей компания нужна. Ну почему она одна? Ни любимого человека, ни подруги какой закадычной… Олег и Наташка не в счет. Олег – это так, для самоуспокоения, типа есть кто-то и ладно. Наташка тоже не могла считаться хорошей подругой: в кафе сходить, поболтать это, конечно, всегда, пожалуйста, а вот поделиться чем серьезным, нет, не получится. У Наташки не язык – помело. Как-то так всегда получалось, что лучшей подружкой у нее была мама и папа тоже. Маменькина-папенькина дочка, так Олег ее иногда поддразнивал. Он все про нее знал, и Машу это устраивало. Она тоже все про него знала и не требовала от него больше, чем он мог дать.