Долго ли, коротко ли

Возьми меня с собой!

— И взмахнул богатырь кладенцом-мечом,
Отчекрыжил он злую голову!

Задрожал тут змей, криком завопил:
Не губи ты меня, Дубынюшка,

Уж не буду я беспредел творить,
Жечь деревни да сёла русские!

Усмехнулся лишь богатырь на то
И добил супостата проклятого!

Заплатить теперь ему надобно,
Хоть монетою, хоть едой какой,
А глядишь там и мне останется!

Боян допел и, отложив гусли, степенно раскланялся. На благодарность он особенно не рассчитывал — в здешних местах богатеев, готовых за песни кормить бродяг, испокон веку не водилось. Однако, сегодня ему повезло — здоровенный бородач жестом подозвал трактирщика, и что-то сказал ему, кивнув в сторону певца. А потом и сам за стол пожаловал.

— Ладно поёшь! — одобрил. — Только напутал всё, от начала до конца. Не было у Дубыни кладенца. Меч ему Микита-кузнец сковал, из старого плуга. А змей один ляд сбёг, шустрый оказался. Ещё и дразнился с пригорка, языки показывал.

— А тебе то откель доподлинно ведомо? — недоверчиво прищурился боян. — Али сам там был?

— Ясен ясень был! — удивился здоровяк. — Дубыня-то я и есть!

***

— Ты пойми! Змей — он животина… эта… рыликтовая! Его кладенцом нипочём нельзя! — горячился Дубыня. — Ежели каждого так вот долбать — изведутся все! Что тогда нам, богатырям, делать?

Боян помалкивал. Однажды он уже пытался поспорить с набравшимся княжеским дружинником. Месяц потом пластом лежал. Слушать да кивать — эта тактика казалась ему куда благоразумнее.

— Змея истреблять постепенно надобно! — продолжал здоровяк. — Сначала одну голову срубил, через пяток лет вторую. А с оставшейся он не больно-то и грозен. Нехай живёт себе!

Из дальнего угла трактира послышались возмущенные крики и звон разбитой посуды. Дубыня поморщился — он не любил, когда его перебивали.

— Так вот, змей…

Крики усилились, но теперь стали жалобными и сопровождались мольбами о помощи. Дубыня побагровел.

— Первейшее дело богатыря — защищать слабых! — сообщил он бояну. — Сиди тут, а я пойду добро причиню!

Оказалось, что звуки доносятся с кухни. Вломившись туда, Дубыня увидел трактирщика, который держал за ухо курносого светловолосого мальчишку лет десяти и, бранясь, отвешивал ему звонкие оплеухи, а тот верещал что есть мочи и тщетно пытался вырваться.

— Ты что ж такое творишь, ирод? — взревел богатырь. — А ежели я тебя сейчас так вот огрею? А ну пусти мальца!

— Он у меня мясо утащить пытался! — возмутился трактирщик. Но мальчика отпустил, и тот, не будь дурак, мигом юркнул за широкую спину Дубыни.

— Голоден значит! — витязь был непреклонен. — И потом, кто ж по башке лупит? Для того специальное место имеется! Вот что! Положь мясо в миску и неси за мой стол! И похлёбку тоже! А ты, — он повернулся к мальчишке, — ходь со мной! Не боись, больше никто не обидит!

Боян, воспользовавшись отлучкой богатыря, благоразумно слинял. Впрочем, новый слушатель казался Дубыне куда перспективнее.

— Ты живой там, малец? — спросил он дружелюбно. — Не выбил из тебя ум этот супостат?

— Ага! То есть неа! — чуть неуверенно ответил тот и жалобно шмыгнул носом. А потом вдруг бухнулся на колени и взмолился: — Дядька богатырь, возьми меня с собой! А?