Дом призрения для бедных сирот

1

– Сударыня! Сударыня, вам дурно? – приятный баритон прорвался сквозь окружающую темноту.

Я попыталась разомкнуть веки. Получилось далеко не с первого раза, будто я забыла, как это делать. А разлепить одеревеневшие губы, чтобы ответить, оказалось и вовсе невозможно.

Организм, словно чужой, отказывался подчиняться.

– Дайте ей что-нибудь под голову, – велел всё тот же баритон.

Почти сразу я почувствовала, как осторожно приподнимают мою шею, подкладывая под неё что-то мягкое. Вслед за этим вернулось ощущение рук и ног. А затем я открыла глаза.

Пространство вокруг было тесным и тёмным, а ещё раскачивалось, то и дело подпрыгивая. Будто я ехала в старой легковушке по бездорожью. Но ехала не одна. Надо мной склонились трое – двое мужчин и женщина.

– Поднесите фонарь поближе! – снова приказал баритон.

В полумраке я не могла разглядеть лица мужчины, только абрис, но воображение дорисовало аристократический нос и красиво очерченные губы. Слишком привычно он отдавал приказы, будто не сомневался, что их исполняют незамедлительно.

Полумрак разогнал жёлтый свет фонаря. Да, мужчина действительно оказался хорош собой. Его тёмные глаза, смотревшие прямо на меня, завораживали.

– Вот, выпейте, – он ненадолго отвлёкся, а затем приложил к моим губам горлышко термоса.

Я уловила пряный аромат трав и ещё что-то сладкое, но смутно знакомое. Послушно сделала глоток горячего чая, мгновенно пробежавшегося теплом по замёрзшему телу. Несколько мгновений спустя тепло сменилось жаром, а затем пламенем лесного пожара.

Я резко села, открыла рот и жадно задышала, стараясь хотя бы немного охладиться и погасить пламя. Но тщетно.

– Перцовый чай даже мёртвого поставит на ноги, не то что худосочную барышню, – усмехнувшись, мужчина отсалютовал мне термосом и убрал его в сумку.

Мне не понравилась эта усмешка, откровенно-снисходительная, без грамма сочувствия. Так на меня уже кто-то смотрел, но я не могла вспомнить кто. Я вообще ничего не помнила. Ни имени, ни места, ни даже куда направляется это транспортное средство. Только поняла, что это не машина. Слишком просторно, вместо сидений – деревянные лавки.

Я сумела забраться на одну из них, рядом с женщиной. Напротив сидели двое мужчин. Тот, с приятным баритоном, но неприятным характером, исподволь меня рассматривал. Сам при этом делал вид, что уснул. Ага, за полминуты.

Откуда-то мне были знакомы подобные уловки. Я их не любила, но тоже использовала. Память ворочалась с трудом, будто огромный каменный жернов. Я толкала его изо всех сил, но всплывали лишь смутные детали, из которых невозможно понять главное – кто я и как здесь оказалась.

Попутчики выглядели странно, словно сошли с экрана исторического фильма. Век так девятнадцатый. Неприятный тип был одет в длинную дублёнку без пуговиц, под ней виднелось серое двубортное пальто, брюки в клетку и высокий воротничок белой рубашки, прихваченный галстуком. На втором я разглядела чёрное пальто с пелериной на спине. А на голове – цилиндр.

У соседки слева я видела только подол тёмного платья, достававший почти до пола, а сверху – то ли мантия, то ли накидка. Чтобы разглядеть, мне пришлось бы повернуть голову. А я, по примеру неприятного типа, делала вид, что сплю, и наблюдала за незнакомцами сквозь прикрытые веки.

Уже в последнюю очередь догадалась рассмотреть свою одежду. Она тоже мало походила на современную. Платье светлее, чем у соседки. Мне показалось, что ткань поистёрлась от частых стирок. На бедре, где заканчивались колючие шерстяные чулки и начинались панталоны, что-то царапало кожу, то ли край заплатки, то ли неровно заштопанная прореха. Поверх платья на мне был плащ с капюшоном и завязками у горла. Слишком лёгкий по сравнению с одеждой других пассажиров. Как впрочем и обувь явно не по погоде.

Я ощутимо мёрзла. Изображать спящую становилось всё сложнее, так и хотелось сунуть руки под мышки, чтобы хоть немного согреться.

Поэтому приходилось отвлекаться, чтобы не выдать себя ненароком и не нарваться на беседу. Инстинкт и рефлексы подсказывали не общаться с попутчиками. Они меня не знают, но, если начнут задавать вопросы, я наверняка ошибусь.

Я пыталась вспомнить, какую одежду предпочитала прежде, раз эта кажется мне устаревшей. В памяти, увы, ничего не всплывало, кроме слова «джинсы», ни о чём мне не говорящее. Зато физически я ощущала полную гармонию, словно носила это платье долгое время, почти не снимая.

То, что происходило со мной, казалось до того странным и нелогичным, что напрашивалось одно-единственное разумное объяснение – это сон. Ну разумеется, сон. И как я раньше не догадалась? Во сне не действуют законы логики и вообще никакие законы.

Скоро я проснусь, и не будет ни этой тряски, ни холода, ни пристального взгляда типа напротив. Решив, что я уснула по-настоящему, он разглядывал меня, уже не таясь. Ну и пусть, во сне это не имеет никакого значения.

Вскоре мне стало теплее, и я улыбнулась. Ну вот, что и требовалось доказать – это был дурной сон. Утром сварю кофе и залезу в интернет, чтобы посмотреть, к чему может сниться такая ерунда.

________________________________________
Дорогие читатели, добро пожаловать в новую историю!
На неё меня вдохновил эпизод с приютом из книги "Усадьба госпожи Ленбрау"
Мир тот же, одна из соседних губерний, возможно, мы встретим уже знакомых героев на страницах, но ничего не обещаю заранее❤️

Боюсь, необходимое пояснение:
ПрИзрение - от слова "призреть", то есть присматривать, заботиться, а не презирать. Так раньше называли приюты для нуждающихся.