Все началось неторопливым, уверенным стуком в дверь. Я как раз "колдовала" над яшмовым кулоном, но что-то не получалось, краски ложились совсем не так – тяжелыми, неуклюжими мазками. Скукожившись над столом, я примерялась и так, и этак, меняла кисть, корректировала рисунок, но сдаваться не собиралась и уже лампу придвинула: скоро вечер, а я ведь не успокоюсь, пока не разберусь с этим камнем! Он просто создан для того, чтобы на нем расцвела птица с крыльями цвета заката... И этот стук – так некстати!
Он стоял на пороге: высокий, с взъерошенными волосами, в распахнутой кожаной куртке и потертых джинсах. А держался так, словно пришел в деловом костюме на совещание.
– Вы не похожи на самоубийцу, – сказала я.
Он изогнул бровь:
– Разве это помешает нам вместе выпить чаю?
***
На самом деле, все началось раньше. Гораздо раньше. Когда я поселилась в этом доме. На отшибе, в стороне от городской суеты. С видом на озеро и скалу, что возвышается над берегом на восемьдесят четыре метра. Скала на берегу почему-то приглянулась людям как отличное место, чтобы свести счеты с жизнью. И они идут туда, суицидники эти, словно магнитом их тянет. Мимо моего дома.
И почти все замедляют шаг у калитки. А у меня всегда в заварнике свежий чай: чабрец, земляника, роза, мелиса, васильки...
– Какой приятный запах! – она, видимо, искала повод для разговора. Для того чтобы свернуть с дороги.
– Чабрец, – я улыбнулась, отворила калитку. Передо мной стояла женщина неопределенного возраста, с одутловатым лицом, непрокрашенной сединой и покрасневшими глазами. Летние светлые брюки, белая блуза, высокая "гулька" над пышным начесом. Осенний ветер трепал широкие рукава, заставляя женщину ёжиться. – Что-то вы не по погоде... Проходите, у меня на веранде тихо, есть плед и накрыт стол. Вы ведь не откажетесь от чая с печеньем?
Листья тогда еще только начали желтеть, но воздух становился все прозрачней, и паутинки уже пустились в путь. Моя нечаянная гостья сперва робко присела в плетеное кресло, потом все же завернулась в плед, и как-то сразу понятно стало, насколько ей на самом деле не шла та блузка. И прическа тоже. И, наверное, вся прежняя жизнь, от которой женщина решила уйти именно этой дорогой. Мимо моей калитки.
Обняв чашку, она ненадолго прикрыла глаза.
– А знаете, – сказала, – ваш чай пахнет летом. Нет, воспоминаниями о лете.
Я не стала спорить. Пила чай, смотрела, как прядь за прядью распускается прическа моей собеседницы, как лицо розовеет, а глаза светлеют и становятся похожими на отражение неба.
– Долго идти отсюда наверх? – спросила она.
– За полчаса можно дойти.
– Значит, я буду плестись не менее часа, – гостья неловко улыбнулась: – Отдышка.
– К закату успеете. Хотя сегодня пасмурно, красивого заката ждать не стоит.
– И то верно, – она поплотнее завернулась в плед и немного высунула ноги из туфель. Наверное, рискнула бы забраться с ногами в кресло, если б не брюки: тугой пояс буквально резал ее пополам. Она все раздумывала, прикидывала... Значит, кресло, плед и ароматный чай еще не сделали своего дела. – Я не знала, что здесь кто-то живет. Дом совсем на отшибе. Думала: сторожка. А у вас тут так мило.
– Здесь хорошо работается, – я пожала плечами. И тут же заметила, как поежилась моя гостья.
– Наверное. А чем вы занимаетесь, если не секрет?
– Рисую. В основном – расписываю камни.
– Здорово, – она улыбнулась тепло и грустно, пригубила еще чаю. – Когда-то я тоже рисовала, но решила, что это бесполезное занятие. Вы не подумайте, я не... Мне просто жаль, что я так и не научилась. Можно было бы сейчас делать что-то настоящее, для души.
– Никогда не поздно научиться.
– Да, – и, противореча себе, покачала головой: – Сил нет.
Вздохнув, она подобрала плед и как-то словно осела, растеклась по креслу.
– Устала. Не могу больше. Каждый день заставляю себя встать, надеть что-то, причесаться и идти на работу. Составляю отчеты, заполняю бумажки, свожу счета. Потом снова домой. Раньше по пятницам я покупала себе торт. С безе и орехами, знаете? А теперь мне даже торта не хочется. Смотрю на себя в зеркало, смотрю вокруг – противно. И бессмысленно. Дети далеко, пишут иногда, звонят, но... у них другая жизнь, совсем отдельная. Мне там нет места, разве что на пару минут во время звонка. В моей жизни не происходит ничего такого, что имело бы смысл. Но приходится каждый день брать себя в руки и идти куда-то, зачем-то, потом прятаться в пустой квартире и убивать время до полуночи, потому что у меня бессонница...
Пахло чабрецом и желтеющей листвой, а еще с луга долетал запах скошенной травы, и от озера тянуло сыростью.
Моя гостья – имени я не спрашивала – говорила и говорила. О том, как познакомилась со своей первой любовью, когда вместе сплавлялись по горной реке, о романтике в палатке под звездами и первом тяжелом разочаровании: в ответ на известие о беременности ее оставили все – и любимый, и родители. Как воспитывала двойняшек, тянула их сама, крутилась как белка в колесе и видела смысл жизни в них – своих детях.