Домовой

Глава 8

Утром выяснилось, что экспедиция к трупу планируется без моего участия. Гришка при озвучивании выглядел виновато, Алексей Михайлович – сурово, но непреклонно.

- Нечего вам там делать, Алиса Архиповна, - с осунувшимся от недосыпа лицом (и где он ночевал, хотела бы я знать? Я бы проснулась, если бы они из дома выходили, хоть и спала на удивление крепко)…

Мне стало совестно. Мало того, что внаглую заснула на его кровати, так еще и лишила мужчину необходимого сна. Люди гораздо хуже переносили… все. И недосып в том числе. Я после бессонной ночи могла продержаться не меньше суток, а человеческий организм – не больше двенадцати часов.

- Ваши показания я уже записал, получите-распишитесь, - продолжал тем временем Алексей Михайлович, выкладывая на стол листок с ручкой. – А при осмотре тела вы мне тем более не нужны… Без вас разберемся.

- Я могла бы что-нибудь унюхать, - хмуро возразила я, подписывая показания. С слову, весьма лаконичные.

- Вот поэтому, - выразительно сказал участковый, натягивая шапку, - вы остаетесь здесь. Хватит.

Недовольно посмотрев им вслед, я стащила повязку, в которой пропала всякая необходимость, кинула ее в мусорку и отправилась к себе.

Это было странное чувство. До сих пор я не покидала дом так надолго и теперь шла по обледеневшему мосту, смотрела на черные подтаявшие проплешины на льду и пыталась объяснить тревожно-сладкое предвкушение, засевшее в желудке. Я соскучилась.

Было что-то родное в том, чтобы повторить все то, что я проделывала так часто на протяжении последнего года – отворить калитку, проверить сарай, встретив дружный гвалт коров и кур, потрепать за шкирку кота, пригревшегося у теплой буржуйки – Настя не подвела и ее мальчишки исправно топили, да и корма в кормушках было насыпано – наверное, еще с вечера.

Успокоенная, я медленно направилась к дому и потому не сразу заметила, что на крыльце кто-то сидит.

Куница.

Куница, черт побери!

Сидела там, словно ждала именно меня – привстала на задних лапках, хитрые глазки так и сверкают, хищная мордочка подергивается, вынюхивая, чем же я занималась. Когда я шагнула ближе, она неожиданно разразилась верещанием – больше похожим на помесь рычания маленькой собачки и детским плачем – и, боком соскочив с крыльца, сиганула в сторону огорода и дальше – к лесу.

- Ну, и что это было? – недоуменно спросила я у выскочившего из сарая кота.

Тот демонстративно фыркнул пошел тереться лобастой башкой о перилла, явно пытаясь заглушить чужой запах.

- Ты вообще не должен был ее сюда пускать! – попеняла я, входя в дом. После долгого отсутствия человека к нему почти вернулся прежний запах – сырости, пустоты… Как в могиле.

Передернувшись, я тут же полезла в печь, надеясь изгнать странные ассоциации с помощью огня. Нет, мне определенно нужен домовой. Пока его нет, я здесь словно гостья – стоит мне отлучиться, как мои запахи тут же исчезают, словно в съемной квартире! А ведь я здесь почти год прожила!

Запах сырой земли продолжал преследовать меня до самого обеда. В попытке избавиться от него, я перерыла в погребе остатки провизии (весьма скромные, надо сказать) и нашла последнюю банку заячьей тушенки. По комнате расползся запах сочного мяса. Спустя полчаса к нему добавился сладковато-пряный запах специй – я залезла на чердак лущить остатки фасоли и случайно перевернула миску с тертыми семенами горчицы. Чихая каждые полсекунды, отправилась умывать и только в сенях обнаружила источник запаха. Мешок с землей, который собственноручно выволокла из погреба для рассады. Тьфу! А банки-то так и не нашла!

На дворе конец февраля – завтра уже первое марта, пора было открывать сезон огорода, а у меня конь не валялся…

Придется просить у соседей – поделятся, поди?

Я вышла на улицу, обнаружив, что к обеду небо развиднелось и серая хмарь, несколько дней висевшая над головой, сменилась вполне ощутимо пригревающим солнышком. Со стороны реки слышалось верещание детей, пользующихся последней возможностью обкатать горку. И не страшно им, после рождественского подарка?

Вспомнив об одном трупе, я автоматически подумала и о другом, бросив взгляд на другой берег – уазика по-прежнему не было, значит, еще не вернулись. Что там можно делать столько времени?! А вообще, не нравится мне это.

Понятно, что и один и второй трупы уже давнишние, но я была недовольна тем, что по весне они начали лезть из-под снега, как подснежники. И все в мою смену!

И зайцев жалко… Сомневаюсь, что я смогу их теперь съесть, зная, рядом с чем они пролежали столько времени.

Гришка с участковым вернулись только к вечеру. Солнце уже успело почти закатиться за горизонт, а я – заполнить все доступные горизонтальные поверхности баночками с рассадой (поделилась в итоге Настя, отдав половину тщательно собираемых баночек из-под йогурта), когда калитка хлопнула – и по тропинке к дому раздались шаги. Сидя на полу, грязная, как свинья, я потрошила остатки мешка, собирая землю на последнюю баночку и потому даже встать поленилась – следовало закончить побыстрее, пока солнце окончательно не село и волчьи глаза еще видели достаточно хорошо.

- Твою ж… дивизию… - Гришка ввалился первым (я еще на крыльце слышала его недоумение по поводу отсутствия света в доме) и шарахнулся, с перепугу не узнав чумазое существо на полу. – Алиса!

- Свет зажги, - кивнула я на стол, где стоял светильник.

Чиркнули спички.

- И на рассаду мне не наступи!

Предупреждение запоздало. Парень виновато шаркнул ногой о порог, стряхивая с ботинок землю. Недовольно заворчав, я все же решила закончить с сельским хозяйством и встала, отряхиваясь, словно собака.

- Да заходи уже… Обувь не снимай, я здесь еще убираться буду.