Дорога

Дорога

Я приехал в Исландию умирать. О том, что это неизбежно, я знал уже давно, но, наверное, полностью не осознавал ужас своего положения до тех пор, пока ни увидел Тома.

Когда его жена позвонила и, тщательно подбирая слова, попросила меня приехать, я испытал чувство паники. Не знаю, чем именно оно было вызвано - тем, что мне уже нужно ехать к Тому или тем, что мне предстояло лицом к лицу встретиться со своим будущим.

Том уже был дома. Я знал, что они вернулись в город несколько недель назад, но не находил в себе сил пересечь несколько улиц и зайти. Это мучило меня. Я ощущал себя последним подонком, но страх мой был слишком велик. Входя в их с Эллен светлую спальню, я на секунду замешкался на пороге, собираясь с духом. Господи, сколько счастливых минут я провел здесь в прошлом! И кто мог подумать, что настанет день, когда я приду в этот дом, чтобы попрощаться навсегда.

Я не видел Тома полтора года. Ровно столько минуло со дня инцидента. Старина Том стал моим негласным наставником, когда я пришел работать в Pure atom. Наша компания была первичным звеном в утилизации ядерных отходов. В первые годы мне часто приходилось слышать отборный мат Тома, когда я по своей глупости или незнанию, грубо нарушал правила безопасности. Если с кем и должна была произойти беда, то именно со мной. Но жизнь дрянная штука.

Когда произошел сбой и крышка бака осталась незапаянной, именно Том оказался рядом с ним. Я помню его глаза в тот миг, когда он осознал происходящее. Уран-238 не так опасен, как тот же цезий, и все же... Все же...

Я тоже был на складе. Говоря по правде, мы оба должны были со всей сменой уехать домой, но Эллен с детьми улетела к матери в Бристоль, и Том предложил пропустить пару бокалов после работы.

В тот год город охватила эпидемия желудочного гриппа, и во второй бригаде не хватало людей. Мы думали, что отработаем лишние полтора часа, заработаем себе сверхурочные, а потом вместе с ребятами из второй доедем до центра. Это было удобнее - в нашу бригаду входили те, кто жил в пригороде, и автобус шёл в противоположную от баров сторону. Потом я часто думал о том, отчего мы вовсе решили выпить в городе, а не пошли как обычно в наш паб "Голова льва"? Думали, что выйдет маленькое приключение?

Но все вышло иначе. Я помню все фрагментами. Замершая в странной позе фигура Тома, расширенные в ужасе глаза под защитными очками, его крик - "бак открыт!" Затем все смешалось в оглушительном вое сирены и запахе химического душа. Я помню, как сдирал с себя защитную форму, как тер кожу под ледяным раствором, как ее нестерпимо жгло, и я мог думать лишь об одном - что, если это радиационный ожог?

Нас долго осматривали врачи. Прошла вся ночь, прежде чем нам вынесли вердикт - прямой угрозы жизни нет, но вся бригада получила изрядную дозу облучения. И больше всех Том. Он с минуту простоял возле бочки с радиоактивными отходами, прежде чем заметил дефект.

Pure atom, отказывалась брать на себя ответственность за происходящее, перекладывая вину на производителя оборудования. Мы получили ничтожную компенсацию лишь за неисправную систему оповещения, молчавшую тогда, когда уровень радиации в цехе поднялся выше допустимой нормы.

Сразу после случившегося Том улетел в Израиль, где жила его дальняя родня. На судах вместо него выступал адвокат, который наотрез отказался дать мне номер Тома. После очередного заседания, когда я снова потребовал у него передать Тому мою просьбу позвонить, со мной связалась Эллен. С трудом сдерживая дрожь в голосе, она сообщила, что Том находится в больнице и недавно перенес операцию.

- В прошлом, - сказала Эллен, - он уже имел дело с онкологией, но сумел с ней справиться. Ремиссия длилась больше двадцати лет, но теперь у него обнаружили саркому. Хуже всего, - закончила Эллен, - что рак захватил сразу несколько отделов. Ампутация ничего не решит. Мы можем положиться лишь на врачей и молитвы.

Я не молился. Я просто не мог молиться, ведь происходящее никак не могло касаться Тома. Нас разделяло двадцать лет, но в жизни у меня не было друга ближе него. Том не раз выручал меня из беды, когда все другие отворачивались. Они с Эллен позволили мне целый месяц прожить в их квартире, когда меня выгнали с прежнего места, а после подыскал небольшой лофт на соседней улице. Вместе мы не раз встречали Рождество, а когда у них родилась третья дочь, я стал ее крестным. О своем прошлом, которое было до брака с Эллен, Том никогда не рассказывал. Я ничего не знал ни о его первой семье, ни о перенесенной онкологии.

Замерев на пороге спальни, я глубоко вздохнул и вошел внутрь. Сперва я замешкался, увидев, что человек, лежащий на кровати, какой-то высохший старик. Мозг мой не сразу признал знакомые черты, а затем мне показалось. что кто-то разом вытянул из комнаты кислород. Мне пришлось опереться рукой на комод, потому что ноги внезапно перестали меня держать.

Том, каким я знал его последние восемь лет, был невысоким крепко сбитым мужчиной, который, даже миновав пятидесятилетний рубеж, пользовался интересом у женщин. Он походил на одного из актеров золотого века Голливуда, изобразившего в кино бывалого морского волка. Кустистые темные брови, светлые глаза, лицо грубоватое, точно вытесанное из дерева. Но на губах Тома всегда играла улыбка. Эллен была моложе его на пятнадцать лет, и потому Том страшно стеснялся своей намечающейся лысины. Он старался держать себя в форме, что бы выглядеть достойно рядом с молодой женой и маленькими дочерьми.

Лежащий передо мной старик был абсолютно лыс. Голова у него была маленькой, как у ребенка. От бровей, над которыми нередко мы на работе подшучивали, не осталось ни волосинки. Том как будто выцвел, и лишь насмешливый уголок побелевших губ выдавал в нем моего прежнего приятеля.

- Том, - позвал я, - Том.

Он приоткрыл глаза. Мы встретились взглядами. Это продлилось всего лишь краткое мгновение, а затем он снова смежил веки, и больше не откликался на мой зов.

Я не мог находиться в спальне. Кто понял бы те чувства, что я испытывал? Сердце мое разрывалось на части, когда я смотрел, как жизнь уходит из того, кто был для меня ближе брата. Я понимал, отчего он все это время не звонил, почему не выходил со мной на связь, отвергая любые мои попытки поговорить. Том снова пытался меня спасти. Оградить от того ужаса, что ждал меня впереди.