Дорога без конца

Дорога без конца

Малышка Шенну с детства проявляла нездоровый интерес к шаманству. То в небо уставится, ручонками над головой помашет, — и давай, беги-спасайся от ливня. То с кустиком каким цветущим пошепчется, — и через какой-нибудь час можно собирать урожай ягод. А воду в купальне у озера дочка подогревала одним движением хвоста. К счастью, в остальном малышка мало чем отличалась от обычного ребенка, разве что наличием этого самого отростка. И чешуйки у нее были красивые: цвета темного золота, мягкие и бархатистые.

«Вот только вернись, ящерица чешуйчатая, — думала Ена, с нежностью вспоминая Шугейза, — я тебе точно хвост оторву! Мало того, что не дракошечка… так еще и шаман!» В племени азанде шаманские способности передавались только по наследству — от родителей к детям, а так как сама Ена в родстве с представителями этой древней профессии не состояла, то могла со спокойной совестью обвинять во всем рептилойда.

Но годы шли, а Шугейз все не возвращался. Ена бережно ухаживала за его вещами: проветривала и чистила одежду, до блеска натирала украшения. Ена воспитывала дочь, как и любая мать мечтая о том, чтобы ее кровиночка росла здоровой и счастливой. Ена не возражала всю оставшуюся жизнь прожить отшельницей. Однако она понимала — ребенку нужен мир, в самом широком смысле этого слова. И эту проблему она не могла решить, Шенну нельзя было привести в племя. Нет, их бы приняли. Но обрекать любимую дочку на вечную роль диковинки среди взрослых и «уродца» среди детей она не желала.

— Мама, почему ты грустная? Это потому что я немножко потискала ту кису?

Шенну всегда очень чутко реагировала на настроение матери. Даже если Ена собиралась всплакнуть, забившись в темный уголок пещеры, дочка бросала все игры и бежала к ней с утешениями. Это когда подросла и научилась ходить. А до того просто начинала реветь в унисон. Кстати, и обмануть девочку у Ены никогда не получалось, та всегда чувствовала ложь и утверждала — это причиняет ей физическую боль.

— Нет, нала[1], — честно ответила Ена на вопрос дочери, внутренне еще раз содрогнувшись от очередного пережитого кошмара. «Кисой» Шенну называла леопарда, который иногда приходил к ней «в гости». Ена умом понимала, и тут не обошлось без шаманства, но каждый раз умирала от страха за дочь. Бессовестная Шенну знала — мать боится за нее, но не могла отказать себе в удовольствии поиграть с любимцем. — Нет, я скучаю по твоему отцу.

— Ты говорила, он вернется. Потому что он обещал.

— Да, все так, нала. Но… но вдруг… он не может… И, возможно, не сможет никогда…

Ена впервые заговорила с дочкой о том, что ее беспокоило все эти годы. Все пять с небольшим лет, прошедших с момента рождения Шенну.

— Нам же и вдвоем хорошо, да? — нахмурилась малышка.

— Конечно, нала. Но ты не можешь всю жизнь прожить в этой пещере.

— Почему? Мне тут нравится. У меня есть ты, Манюня, киса…

— Потому что ты растешь. И скоро всего этого тебе будет мало. И потом… — Ена сомневалась, стоит ли говорить о таких вещах с ребенком, но маленькая Шенну смотрела на нее серьезно и выжидающе. — И потом, в этом мире все такие, как я. И нет таких, как ты. Я точно не встречала. Твой отец прилетал из другого мира, с другой планеты. И тебе нужно туда… — Ена всхлипнула, ей было страшно даже думать об этом, — чтобы учиться… и вообще…

Шенну подошла к матери, проворно забралась к ней на руки и обняла. Ена почувствовала, как печаль уходит, уступая место покою и безмятежности. «Как-нибудь выкрутимся, — подумала она, лаская дочку, — я смогу, я сильная».

— Мамочка, я попробую найти папу, — прошептала на ушко Ене Шенну.

— Да-да, нала, — согласилась Ена, принимая это за детскую игру. — Конечно, мы его найдем. Только пообещай мне, ты не уйдешь дальше вон той скалы. Хорошо?

— Конечно, ма.

Весь день Шенну сосредоточенно играла у входа в пещеру, вернее у очага, на котором Ена обычно готовила пищу. Именно так: сосредоточенно играла. Что еще может делать ребенок с камушками, водой, травой и куколкой? Ясно же — играет в дочки-матери. А что вид у нее при этом такой серьезный, так Ена привыкла. И запоздало вспомнила, ведь ее девочка — потомственный шаман, только когда в очаге полыхнуло и оттуда вывалилась рыжеволосая девица в пышных одеждах.

— …первая! И попробуй, догони! — довольно заявила девица, обращаясь вроде бы к очагу. А потом отряхнула платье и понеслась в сторону леса, подобрав юбки.

— Догоню — выпорю! — пообещал рыжеволосый юноша, выходя из огня. И припустил следом за девицей.

— Ааа! Духи огня… — вытаращила глаза Ена. И медленно опустилась на землю.

— Шаманы, — спокойно объяснила Шенну. — Они папу найдут.

Вдоволь набегавшись, духи-шаманы вернулись к пещере. Девица шла чуть впереди, довольно улыбаясь, а юноша плелся следом, бормоча что-то под нос. Ена пристально разглядывала пришельцев и не спешила начинать разговор. С виду люди как люди, только цвет волос рыжий у обоих, да кожа белая. И одеты не по местным обычаям. На Шенну смотрят с интересом, но без ужаса и брезгливости. Похоже, не особенно удивлены происходящим.