Дорога без мечты

Глава 1. Секс.

Пока он совершал поступательные движения, она лежала, неподвижно и молча, и думала – если я буду и дальше, и завтра, лежать как бревно, то ему захочется реализовать себя, как мужчину, с другой женщиной – извивающейся, стонущей, ползающей, изнывающей под ним, сжимающей, его – такой, какой когда-то, совсем недавно, была она сама.

Внутри у нее тоже все сжималось – организм не мог остаться безразличным к его присутствию, но вяло, безжизненно. Гораздо сильнее все сжималось у нее в груди и слезы продолжали толпиться, не находя выхода.

Пожалуй, это было еще хуже, чем, если бы они просто расстались навсегда – первые два года депрессия, затем одни лучезарные воспоминания об их не таком уж сером совместном прошлом. В каком-то женском журнальчике она даже прочитала, что срок тоски и депрессии составляет всего 40 дней – дальнейшее пребывание в таком состоянии говорит о том, что женщина просто хронический мазохист, и ей нравится тосковать и жалеть себя.

Кто только пишет такие вещи, подумала она, глядя куда-то вбок. Он продолжал совершать свои движения. По крайней мере, теперь он не сможет упрекнуть меня в том, что я ему не даю, криво усмехнулась она про себя. Какое только в этом удовольствие – совершать действо, именуемое пиком любви, с таким неподвижным и безразличным существом, как обиженная женщина?

Разъехаться, расстаться навсегда – выкинуть все атрибуты связи, обрезать все нити, порвать с ним и со всем прошлым. Порвать фотографии, выкинуть телефон, сменить место и образ жизни. Хорошо бы еще внешность и память. Совесть и ответственность за ребенка. Достать ослепительно чистый лист бумаги и начать все заново – главное, не устряпать его до того, как начнешь эту новую, призрачную жизнь женщины-одиночки своими старыми замашками. А так их чувства убивались прямо на глазах, с каждым движением его тела и нарочито безразличной неподвижностью тела её, методично и безжалостно.

Она подумала, что он станет заниматься этим с другими женщинами, и не отогнала эту мысль – напротив, представила это всё в таких деталях, словно находилась рядом в этот момент. Не хватало только фонаря в руках для полноты картины. Такого старого, металлического, покрытого зеленоватым налетом времени, маякового фонаря со свечкой внутри.

Он часто снился ей в таких снах – словно она заходит в комнату, а там он, занимается этим интимным делом с другой женщиной, на той стадии, когда уже невозможно остановиться, и он продолжает, даже увидев ее. Проснувшись после таких снов, она плакала, и весь день ходила в каких-то осенних мыслях. Рано или поздно теперь это наверняка произойдет, подумала она вновь с упорством человека, который находит наслаждение, только делая себе больно. Он захочет не только бессмысленных физиологичных движений, но и душевного тепла, отзыва горячего женского тела в ответ, ее похотливого веселенького смеха и рваных кружев на черных ажурных трусиках. И тело это будет уже не ее, хотя, наверняка, вначале, он будет представлять себе её, его первую жену, все эти годы страстно и самозабвенно откликающуюся на его тело. Даже когда он невольно делал ей больно. Консерватор, блин. Она легла поудобнее. Только бы ногу не свело, что ли.

Мысль о физической измене доставила ей  боль, такую предсказуемую, что она в очередной раз ее не отвергла и не прогнала, а просто наблюдала за своей реакцией со стороны. Это произойдет, зачем же игнорировать то, что все равно свершится. Лучше уж обрыдать это сейчас, и потом не переживать так сильно. С холодной головой сейчас обдумать и принять решение,  осознавая последствия. Эта отстраненность была странной переменой, произошедшей с ней за эти последние дни – она как будто не жила, а просто наблюдала за своей реакцией на жизнь. Безэмоциональное существование наблюдателя. Почти жизнь после жизни.

Их ссора уже не была шуткой, и оба они уже достаточно далеко ушли от того перекрестка, где их дороги медленно, мучительно, но неумолимо начали расходиться в разные стороны. Впрочем, исходя из их многочисленных предыдущих ссор, она бы не удивилась, если бы он в одно прекрасное утро не проснулся, как ни в чем не бывало, и не сделал бы вид, что ровным счетом ничего не произошло. Эта его особенность её бесила – столько нервов, слёз, переживаний, а он даже не хочет обсудить, почему это произошло, и что сделать, чтобы оно больше не повторилось. И оно повторялось с постоянством маятника. Сделать вид, что ничего не было – так просто! Вероятно, он делал для себя вывод, что жить по отдельности и в ссоре некомфортно, несет массу неудобств и зря мы вообще затеяли это разбирательство. Любитель гремучего постоянства. Поигрались в ссору – и хватит. Кубики – в коробку.

Он был достоин счастья – с ней, или с другой. Ее будущее внезапно уместилось в крошечном спичечном коробке, и в нем еще осталось место. Бесформенный комочек из пыли, слез и текущих проблем. Дышать было больно.

С тоской и болью в душе, она позволила ему закончить, но в этот раз он, почему-то, не уснул сразу, как это бывало раньше, а положил ее голову себе на плечо и начал смотреть на ее лицо в прозрачных сумерках. Неужели ему так понравилось трахать мое неподвижное тело, с сарказмом подумала она, что он сразу не уснул, как это обычно случалось. Хоть какое-то разнообразие в их интимной жизни, на этом древнем скрипучем диване. Раньше после особенных ночей, вечером следующего дня он приносил ей мягкие игрушки, или цветы. Она была и оставалась ребенком. Его первую игрушку – забавную корову чёрно-пестрой масти она даже взяла с собой в роддом, как талисман.

Слезы не текли, они скромно толпились, мешая дышать, и были похожи на малышей, которых кто-то жестоко обидел, ожидающих чего-то в недоуменном молчании. И их было жалко – каждого малыша в отдельности хотелось утешить и обнять, несмотря на то, что ей это было несвойственно.

Сказанного накануне в её адрес было достаточно, чтобы испытать к себе острую жалость, а к нему жгучую обиду. И самое пронзительное было то, что все, что было сказано – было правдой. Горькой, мучительной, но правдой. Было тем, что она сама осознавала в себе и ненавидела безо всяких там напоминаний со стороны. А так её, словно котенка, натыкали носом, в лужицу, сделанную не на месте.