Дорога в бесконечное лето

Дорога в бесконечное лето

Северин ударил неподатливую стену, черной громадой высившуюся перед ним, в последний раз и устало опустил кирку. Здесь, под горой, время имело свои особенности, и потому угадать, сколько же часов он провел в темноте этого коридора, просто не представлялось возможным. Как и любой из гномьего племени, Северин мог с легкостью определить, какие именно залежи можно обнаружить в том или ином штреке или квершлаге, или, к примеру, почувствовать сдвиг горы и предупредить обвал. Но время всегда оставалось величиной совершенно непредсказуемой.

Месяц, посвященный празднованию Лета, подходил к концу, и потому Северин спешил в город как никогда ранее. Никто теперь уже и не вспомнит, кем или чем был этот самый Лето, поскольку теперь даже старики мало что могут рассказать об этом явлении.

 - Лето – это сезон, - задумчиво покусывая курительную трубку, говаривала старая Герда.

- А что такое сезон? – выпытывал тогда у нее маленький Северин.

- А это часть года. Когда тепло бывает и птички поют.

Глаза старой женщины, подернутой белесой дымкой, всегда, казалось, были направлены куда-то за пределы этого мира. Северин так и не понял, почему нужно посреди года выделять какие-то сезоны, ведь под горой всегда одинаково тепло, а на поверхности – темнота и вечные снега, среди которых живут лишь белые гоблины и прочие мерзкие твари. Но праздник всегда оставался неизменным: всё подгорное племя собиралось на главной площади Сотхота – первого по величине города гномов, расположенного в огромной пещере Сота, давшей ему название.

Молодого гнома всегда чрезвычайно интересовало всё, что было связано с этим событием, и буквально по крупицам ему приходилось собирать все имеющиеся сведения об этом загадочном «сезоне». Все источники, однако же, описывали Лето как некую пору в жизни природы, когда всё вокруг цветет и дышит, когда на душе распускаются цветы и хочется петь. Но под горой нечему было цвести, а на поверхности – только холод и тьма. Куда исчезло Лето? Вот какой вопрос с самых ранних годов жизни преследовал Северина, разгадка которого стала для него своеобразным хобби.

Как бы Северину ни хотелось продолжить раскопки совершенно случайно найденного им искусственного тоннеля, на который он наткнулся три недели назад, жажда поучаствовать в общем веселье все же выигрывала у чувства азарта. Каменные коридоры, освещенные слабыми газовыми светильниками, уводили гнома всё дальше и дальше от его секретной находки, которой Северин не желал делиться ни с кем. Вскоре стены стали расходиться, и света стало гораздо больше, а затем показались и знакомые крепостные стены города.

- А, мальчик мой, ты опять пропустил почти всё веселье, - одинокий стражник у ворот похлопал подоспевшего Северина по плечу и неспешно открыл калитку.

В теплых глазах довольного жизнью стража читалась легкая усмешка: он-то уж был в курсе изысканий чудаковатого Северина, но относился к нему вполне благосклонно. Обменявшись любезностями, Северин поспешил дальше и, протиснувшись через несколько узких проходов, ведущих к площади, оказался в самом центре праздника.

Герда, старейшая из подгорного народа, высотой в два гномьих роста и тонкая как жердь, держала высоко над головой огромный шар, светящийся оранжевым магическим светом, который символизировал небесное светило. Вниз от него спускался длинный черный шнур, уходящий куда-то за пределы видимости. Поговаривали, что у старой Герды отец был горным великаном, но старуха упорно отрицала эти слухи, хотя и никак не могла доказать обратное, поскольку родители ее умерли так давно, что кости их  уже рассыпались прахом. Вся она казалась совершенно непропорциональной и непохожей на того же Северина: тонкие, будто выточенные из мрамора черты лица,  широкие, хоть и слепые глаза, тонкие пальцы и кости. Она будто была древней праматерью всех гномов, хотя многие и говорили, будто в Сотхоте она жила не всегда.

Отведя взгляд от фигуры Герды, Северин окунулся в атмосферу праздника: кругом пели и танцевали, пили и ели, и движение это, наполненное, вероятно, именно описанной в старых книгах сущностью Лета, не оставляло никого равнодушным. После праздника жизнь снова войдет в прежнее русло, снова заработают шахтерские буры, застучат кирки, вгрызаясь в камень Горы и снова гномьи кланы начнут свою бесконечную грызню за жизненное пространство и ресурсы. Но пока можно было отдыхать душой и телом, веселиться и не думать ни о чем, кроме «лазурного неба» и «багряных лучей заходящего солнца, играющих дивными отсветами в кронах деревьев». Северин очень смутно мог себе представить, каково это, поэтому он мысленно окрашивал своды пещеры в лазурь, а старые барельефы, на которых были изображены настоящие деревья – в зеленый.

- Не пытайся заглянуть в прошлое, - в беспокойном ритме танца глаза Северина наткнулись на бельма Герды, оказавшиеся почти вплотную к его лицу.

- Что ты такое говоришь, бабушка?

- Та дверь была закрыта не просто так, оставь ее в покое. За ней – лишь смерть, а не то, что ты думаешь.

- Какая дверь?

Но Герда будто и не слышала обращенных к ней слов. Фонарь в ее руке горел нестерпимо ярко, и вскоре пространство вокруг них как-то незаметно освободилось. Гномы вокруг недоуменно загомонили, но, к счастью, не восприняли сказанное всерьез, поскольку уже привыкли к странностям выжившей из ума старухи.

Медленно пятясь, Северин стал покидать праздник, отчего-то вдруг переставший быть таким уж радостным. Герда каким-то образом узнала о его находке. Но вот каким? Чувство ужасного первобытного страха прокралось в душу и угнездилось где-то под сердцем. Это была его тайна, только его! Те надписи, что были вырезаны острым камнем на блестящей поверхности Двери, не видел больше никто. Но она каким-то образом знала о них. Бросившись бежать, Северин вначале не разбирал дороги, но потом всё же изменил маршрут и отправился к своему сокровищу. Снова темные коридоры, снова завалы на пути и узкие щели, через которые взрослый гном вряд ли бы смог протиснуться. Полная темнота. Замешкавшись с факелом, Северин едва не упал, споткнувшись о попавшийся под ноги булыжник. Вперед и только вперед, к заветной цели. Вот выбитый его киркой проход сменяется идеально ровными стенами из неизвестного материала, коридор ведет дальше в темноту, в конце которой – круглая дверь и безымянный скелет, почти истаявший от времени. Подхватив оставленную здесь кирку, молодой гном вновь принялся за работу, краем глаза поглядывая на надпись, раскаленной иглой вошедшую в сознание. «…по дороге в бесконечное лето…». И ряд каких-то непонятных символов, которые, как Северин ни старался, так и не смог разгадать.