Дорога в никуда

Дорога в никуда

Наступал рассвет; солнце разрезало своими лучами тусклый горизонт, добавляя в тёмный мир невиданные краски. С каждой секундой оно поднималось всё выше и выше в бордовом небе, возвышаясь над водой, рассеивая темноту и создавая палитры цветов с переливами, которые не являлись во снах ни одному художнику.

Его глаза привычно сморщились от первых, но слишком ярких лучей света. Кажется, прошла целая вечность с той поры, как он оказался здесь. Обдуваемый ветром остров — пару миль в ширь и длину — больше не казался первопроходцу огромным. Разбитая спасательная шлюпка, которую он с трудом вытащил на берег, была единственным возвышением на этом клочке земли.

Если бы здесь, на небольших отвесных скалах вулканической породы, не гнездились птицы и не скапливалась в провалах дождевая вода, так вовремя собранная им в импровизированное хранилище, он бы давно умер от голода. Тогда этот остров, эта пустошь, что выступала из недр океана, стала бы его могилой. Впрочем, у него были все шансы умереть — доски, которые он столь старательно выкорчёвывал из остатков лодки, неумолимо заканчивались; вся мелкая растительность, что более или менее походила на трут, уже была собрана им, высушена и отдана в жертву лишь ради того, чтобы увидеть среди сухих досок маленькую искру — частичку огромного и палящего солнца.

Ему не повезло. В отличие от несчастных, которых злой рок тоже выбрасывал на острова и о чьих судьбах старательно писали и пишут литературные мастера, у него не было ничего — ни единого шанса на выживание и ни единого намёка на спасение, ни капли ни стечения обстоятельств, ни полезных знаний, которые можно было бы применить.

И сидя там, на острове, день за днём он перебирал в своей голове лишь кучи вопросов. Почему он оказался здесь? Зачем вообще его потянуло на тот корабль? Что было бы, если бы он сел в другую шлюпку? Может, стоило так же, как его спутники, отпустить доски да пойти на молчаливое и спокойное дно, а не сопротивляться смерти? Проще ли сиюминутные страдания растянутым ради нелепой, очень слабой попытки увидеть завтрашний свет солнца?

Так шли дни. Каждые сутки — по его ощущениям, примерно в полдень — он делал обход. Осматривал и так отлично видимые берега острова, искал хоть какую-то надежду на спасение. Но, как и в его повседневной жизни, он никогда не доводил дела до конца и лишь измерял шагами бесчисленные мили песчаных берегов — ту же часть острова, где царили безжизненные вулканические степи, заканчивающиеся крутым обрывом, он обходил стороной — даже невооруженным глазом было видно: ничего живого никогда не было и не будет на тех землях, а царапать лишний раз ноги о камни не хотелось.

Помощи не было. Даже спустя две (по его расчётам) недели, горизонт был пуст. Ни единого паруса. Ни единой надежды. Само небо затянуло серыми тучами, которые, словно сама смерть, повисли над островом и не думали двигаться с места. Было ясно: скоро нагрянет шторм.

На маленьком клочке земли наступили времена Отчаяния: спасательная шлюпка — а вернее, её остатки, выкинутые волнами на берег острова — подходили к концу. Лишь пепел оставался от некогда великого творения человека. Единственную часть, уцелевшую от пламени, он держал в своих руках — это была маленькая стальная пластина с выгравированным названием корабля, на котором он плыл: «Пассат». В честь ветра, рассекающего морскую гладь между тропическими широтами. Эта табличка оставалась единственным оплотом всего человечества, которое угораздило потерпеть это кораблекрушение. Она напоминала, что где-то между непроглядной морской гладью и серым небом всё еще ходят корабли.

И вот на закате, подталкиваемая порывами ветра, эта табличка понеслась прочь от незваного для острова гостя. Гонимая порывами, перекатывалась с угла на угол, рассекая собою песок. Он не сразу заметил её отсутствие. Казалось, материальный мир уже не интересовал изголодавшегося и изнеможенного посетителя. Однако, приметив пропажу своего «судна», он бросился по следу. Спотыкаясь, падая, разгребая телом песок и вновь поднимаясь на ноги, он в спешке преследовал утерянный им символ спасения.

След завёл его в скалы — такие же безжизненные, как вчера. Камни давили босые ноги и счёсывали кожу с коленей и ладоней, когда он терял равновесие. Обычный человек в более или менее обычной ситуации уже давно оставил бы это дело. Но он не был обычным человеком, и сама ситуация вовсе не казалась ему обычной.

Спустя час он подошёл к обрыву. Его взгляду открылась бескрайняя водяная гладь, покрытая слоем закатного огня. Ещё несколько минут — и горизонт исчезнет, сливаясь с океаном во тьме, и лишь чёрный холст будет виден на все четыре стороны от этого островка. Теперь же заходящее солнце красило море слоями огня под крики усталых птиц. Там, у края этого огня, он и увидел пластину. Спустившись, выживший обеими руками вцепился в желанный лист металла. Тогда можно было смело сказать, что он — хоть и перед голодной смертью — достиг своего.

Как только момент радости прошёл, человек сел на край обрыва, стараясь не проронить слёз. Внизу виднелись небольшие, но достаточно острые скалы — «быстрый путь» — как он сам для себя решил. Где-то в глубине своей души или, быть может, разума, путник очень хорошо понимал и боялся, что эта мысль — мысль принятия — будет бить по его голове всё чаще: «Скоро придётся им воспользоваться».

Как только солнце село достаточно низко, чтобы не обжигать зрачки, взгляд его устремился в далёкий горизонт — там были всё такие же прекрасные переливы волн, словно океан играет со светом, создавая волны из чистого золота и пытаясь накрыть ими весь мир.

Внезапно, он увидел небольшую тонкую линию, разрезающую пейзаж. Присмотревшись, он понял, что это и обомлел от удивления: то была огромная песчаная отмель, больше похожая на тропу. Да, он видел её раньше — заметил ещё в первые дни, когда обходил весь остров, но она была погружена под воду. Так же на следующий день. И на следующий. И на следующий. Но сейчас, спустя неизвестное ему количество недель холода, голода и страданий, эта отмель, что было неожиданностью для него, лежала на воде.