Дороги ветров

Глава восьмая

Глава восьмая.

  Оставшийся вдалеке лес все меньше напоминал нам о себе, переходя в тихую солнечно-зеленую степь. Не было больше множества огромных вековых стволов деревьев, держащих на своих ветвях увесистую пышную крону. Все чаще встречались кустарники да редкие одиноко стоящие ильмы и березы. Они тянулись высоко к солнцу, откидывая на покрытую зеленью трав землю длинные причудливые тени.

  Чем дальше мы отъезжали от Малой Вешеры тем больше понимали смысл слов леди Рованы о том, что степи гораздо интереснее леса. Ни Рион, ни я еще не забыли тех тенистых великанов-дубов, чьи ветки сплелись между собой над головами путников, той красоты изумрудной не выгоревшей травы, но если он завораживал своей медлительной скрытностью, то степь пленяла открытостью всем ветрам и до безумства забавной оживленностью.

  В не редеющей траве, шурша и тихо перекрикиваясь на своем неведомом языке, бегали куропатки, до которых, видимо, не добралась еще жестокая рука охотников. За пышными пернатыми хвостами, подобно мышатам, бегали, едва поспевающие недавно появившиеся на свет птенцы. С высоты лошадиной спины были ясно видны их петляющие пути и изредка показывающиеся над травой крохотные головки с теряющимися в перьях маленькими глазами.

  В нетронутых облаками голубых небесах летал крупный хищник - орел. Его мощные крылья ловили терпкие хлёсткие потоки встречного ветра, позволяя планировать без единого удара крыльев несколько минут подряд. Делая размашистые круги над нашей головой, он зорко всматривался в зелень трав и тени деревьев. Его взгляд ловил каждое движение в гуще цветов и кустарников. Засмотревшись на него, я совсем утратила связь с реальностью. И лишь когда орел, взмахнув крыльями, спикировал вниз, погнавшись за мелкой добычей, смогла отвести глаза от неба.

  Рион ехал рядом, разглядывая степь с не меньшим интересом, что и я. Друга привлекало все, включая самые блеклые и незаметные на первый взгляд мелочи. И светлый цвет трав, и не дюжая яркость цветов, будто вобравших в себя все солнечные лучи, и пугливых животных, замирающих в траве каждый раз, как Ковыль или Ховрас, явно красуясь, подавали голос.

  Последний же не только мог громко заржать, но и периодически пытался спихнуть с себя груженные на круп мешки. Книжник ругался, бранил и призывал его к спокойствию, но тот, словно впервые почувствовал свободу. Конь рвался в разгул, то оттягивая на себя поводья, то пытаясь перекусить сдерживающую его прыть узду. Наконец, Риону это надоело.

  - Эй, а ну тихо! - он не выдержал, натянув поводья. Ховрас остановился, в недоумении повернув голову. Кажется, ему и в голову не приходило, что он может сделать что-то не так. Свобода была его воздухом и кровью, а кто из нас сможет оставить ветер?

  Друг спрыгнул на землю и заглянул коню в глаза. Зеленые зрачки уперлись в темно-карие, почти черные даже при солнечном свете. На несколько мгновений они замерли, не смея шевелиться. Я готова была в тот момент поклясться, что над всем полем повисла тишина. Тонкая, не давящая, почти хрустальная. Не знаю, что за мысленный диалог происходил между двумя этими упрямцами (или же это просто была неожиданная игра в гляделки), но вскоре Ховрас качнул головой и будто виновато всхрапнул, капнув пыльный тракт копытом.

  Возможно ли такое вообще? Конечно, и мы с Ковылем прекрасно понимали друг друга. Но это были годы дружбы и привыкания к друг другу. Такое бывает, когда очень много и долго общаешься с животным. Толстые границы различий стираются и прикипают одна к другой, образуя связь. Но здесь... Всего за полминуты?! Ни за что бы не поверила, не увидь своими глазами. Да и что я видела? Просто молчание без единого слова вслух. Ни магии, ни взрывов и молний, ни громких обещаний и просьб. Ничего, что мог бы заметить скупой человеческий глаз. Рассудок буквально кричал о том, что такого просто быть не может и одновременно сам не прислушивался к своим мыслям. Это была невидимая, не слышимая и даже не осязаемая правда.

  Тем временем Рион, вытащив из рюкзака зеленое совсем мелкое яблочко, скормил его Ховрасу. Чтобы не расстраивать по пустякам и моего коня, выделил ему тоже фрукт. А в следующую минуту книжник уже вернулся в седло, тронув бока скакуна пятками. Теперь, кажется, он ни сколько не волновался о том, что поводья могут сноровисто вырвать у него из рук, проявив характер и беспокойный нрав.

  - Что это было, Рион? - я удивленно смотрела на него, совершенно не понимая происходящего.

  Книжник пожал плечами и тихо рассмеялся, ответив:

  - Просто я пообещал ему, что при свинском отношении ко мне прелестей жизни он не увидит. Как видишь, меня более чем поняли.

  - Не хотелось бы мне оказаться на месте твоего коня! - нисколько не поверив Риону, кивнула я. Он не говорил, но и не врал. А мне все больше хотелось узнать правду.

  - Ну какой из тебя конь, а? Кобыыыла!

  - Что?

  Рион весь трясся от смеха:

  - Такая милая маленькая кобылка. Красивая же! Как это может не нравиться?

  - Ах, ты! - постаралась дотянуться рукой до друга, чтобы хорошенько намылить ему шею. Только не дотянулась. Жаль-то как! Ну и что, что не подходящее занятие для девушек из высшего общества? Хочется же! И недаром же я столько раз сбегала из дома в город? Приструнить парня, однако, помешало расстояние да Ковыль, отказавшийся подходить к Ховрасу ближе. Сговор?!

  - И ты за них, вот же наглость!

  Через некоторое время, когда Рион успокоился, а я перестала дуться, словно мышь на крупу, он все же объяснил мне, что такого нужно было сделать, чтобы вразумить коня.

  - Пока был маленький, совсем не мог держаться в седле. Лошади меня просто к себе не подпускали. И поделать ведь ничего нельзя было! А лет двенадцать назад к нам в поместье заглянула старушка, то ли воды ей испить, то ли еще чего. Я, честно, и не помню. Древняя такая была, словно ей не семьдесят, а все сто пятьдесят лет! Увидев, как я в очередной раз пытаюсь подступиться к лошади, не взрослому коню даже - жеребенку, начала расспрашивать: что да как. Вот и насоветовала, выслушав, мысленно обращаясь к ним, говорить, что пришел от Эпоны - Богини коней. С тех пор мы с ними ладим, пусть и хитростью. Хотя с того времени каждый конь и не имеет желания затоптать меня, но все равно с каждым приходиться договариваться по-особому.