Достойный Верхнего мира

Достойный Верхнего мира

Наконец, назначенный день пришел. Да не просто, а такой ожидаемый всеми! Тысячи монахов окружив Священную гору Тайшо, встретили рассвет в молитвенных позах. Появившееся из-за горизонта солнце удивилось бы, если бы было способно на это. Потому что перед его взором предстал бы осенний лес, вместо летнего. Ибо оранжевые тоги плотно сидящих и даже забравшихся на деревья служителей культа затмевали зеленую листву, наполняя мир желтым и красным. Но такое продолжалось в этот день из года в год уже много лет. Пора бы и привыкнуть.

Настоятель Лань, молитвенно сложив перед грудью руки, ожидал, как и все. И вот небо озарило сияние, ушей ожидающих коснулась небесная музыка, и на вершину Священной горы опустился Бодхисатва Гавон. Трепет и страх коснулись сердец молящихся. Ибо прекрасен и страшен одновременно был Бодхисатва. Явление его было редким, но регулярным. Раз в год он приходил к людям и забирал с собой в Верхний мир кого-то из молящихся на Священной горе. И вот снова. Каждый из приходящих к горе ожидал, что Гавон заберет его с собой из этого мира страданий. И только один удостаивался этой чести.

Вот и в этот раз.

Фынь, — один из старейших монахов монастыря Нефритового Будды, где был настоятелем Лань, радостно вскрикнул и с благодарностями Бодхисатве исчез во вспышке света.

— Святой Гавон! — воззвал Лань. — Почему ты не забираешь достойнейших? Каждый год я прихожу сюда, а все остальное время денно и нощно молюсь тебе. Но ты не берешь меня с собой. А этот Фынь лишь метет двор монастыря.

Собравшийся уже вознестись Бодисатва остановился и глянул на Ланя.

— Дубина. — ласково произнес Гавон и хлопнул настоятеля по темечку. Отчего у последнего слегка потемнело в глазах. — Ты хочешь сказать, что возносить молитвы сложнее, чем мести двор?

— Но ... — начал Лань.

— Ты думаешь, что истязать свое тело упражнениями и голоданием проще, чем готовить на весь монастырь еду и мыть за всеми посуду? — удивленно поднял бровь Гавон, прервав своего собеседника.

— А... — хотел возразить настоятель. 

— Или работать весь день в поле проще, чем упражняться в воинском искусстве? — снова перебил Лань Бодисатва. — Поэтому все те, кого я забираю с Верхнее небо — это люди труда, и никто иной, в труде святость и ручки от колеса Сансары.

Лицо настоятеля озарило прозрение.

— Я понял, святой Гавон. — восторженно прошептал он. - Благодарю за урок.

На следующий день, едва озарило солнце вершину Священной горы, взору светила предстал Лань. Настоятель с упоением мел двор монастыря, счастливо улыбаясь.