Когда министр финансов Халет уже открыл дверь в свой кабинет и готов был перейти порог, его взор вдруг выцепил то, что ему хотелось меньше всего видеть, и он с огромным трудом подавил в себе желание закрыть дверь и броситься от нее прочь, по коридору.
В его собственном кресле сидел Королевский Дознаватель – Скиллар.
Сложно было представить себе человека, более невзрачного на вид, сгорбленного и какого-то почти бесцветного. Вдобавок, среди ярких тканей двора, его вечные, бессменные серые и коричневые плащи не делали его яркой персоной. К тому же, большую часть времени Скиллар проводил либо в своих подземельях, где вел очередное следствие (кое-кто поговаривал, что просто руководил пытками до тех пор, пока не получал признания), либо в «полевой» работе, проверял наряды и шпионов. Застать же его в верхних этажах было невозможно! Даже на многочисленных совещания короля Скиллар появлялся нерегулярно, чем, кстати, только радовал. Обед ему приносили лично в подземелья (но это, как негромко шутили те же остроумные придворные, скорее из-за страха Скиллара в том, что его отравят).
Единственной по-настоящему живой частью в этом человеке были его глаза. они как будто бы прожигали насквозь, точно зная, когда ты врешь и что держишь в уме. И этот взгляд сделал Скиллара в шелестах двора человеком совершенно жутким.
Халет сам слышал третьего дня, как Наина – одна из врачевателей, утверждала, что Скиллар знается с нечистой силой и в его глазах можно встретить взгляд самой тьмы и Дьявола. Халет еще посмеялся про себя…
Теперь вот было не смешно.
Нет, у каждого можно было найти недостатки в службе. Когда же речь касалась финансов, то и подавно – цепляйся – не хочу. Но Халет считал себя порядочным человеком. Он брал из казны только для порядка, понемногу, ведь если бы он не брал – ему все равно бы не поверили. А так – он не позволял ни себе, ни другим наживаться на казне.
-Скажите, что вы заблудились, - взмолился Халет, проскальзывая в свой кабинет, который не казался ему больше той самой неприкосновенной крепостью, куда не ступала ни нога короля, ни вездесущих прихлебателей его величества.
-Я прекрасно ориентируюсь на любой местности, - Скиллар говорил всегда с одинаковой интонацией, в которой вежливость граничила с презрением и издевательством. Может быть, лукавством…
-Тогда, что вы здесь делаете? Я не люблю, когда ко мне вламываются в мое отсутствие, - Халет пытался держать себя твердо, но это давалось ему с трудом. Хоть и скрывать ему не было особенно много (король прекрасно знал о порядках в своем же казначействе), стало неожиданно страшно и неприятно.
Тем не менее, Халет заставил себя сесть за стол, напротив Скиллара и даже попытался ему взглянуть в глаза, но встретив его ясный взгляд, пронзающий будто бы насквозь, почему-то передумал и уставился в столешницу, заметив невовремя, что прямо перед носом Скиллара нацарапана его же рукою на гладкой отшлифованной поверхности слова комбинация из цифр, служившая процентным соотношением того, что и как он берет… когда-то Халет не то от большой винной усталости, не то просто от внезапного приступа паники перед забвением нацарпал эти цифры и мнил себе, что никто, случайно взглянув или внимательно разглядывая, все равно их не поймет, но теперь у него не было такой уверенности.
Ему вдруг почудилось, что Скиллар точно знает…
«Ну и что? – воззвал разум в голове Халета, - Его Величество сам дозволил мне брать. Так и сказал, что брать можно, если не попадаться и не наглеть. Что он все понимает и лучше будет потакать маленькой слабости, чем будет закручивать все колодки репрессий и в итоге останется с большей дырою в казначействе»
Но эта мысль неожиданно не принесла Халету успокоения. Он вдруг вспомнил, что часто слышал о таких историях, когда кто-то из приближенных вдруг становился неугодным…
Да и видел такого сколько угодно!
-У меня есть разрешение от его величества, согласно которому, я могу входить в любое помещение замка, в любое же время суток, - улыбнулся Скиллар. И от того, что глаза его остались такими же холодными и ясными, улыбка вышла еще более жуткой.
И Халету стало совсем нехорошо. Он подумал мгновенно в нескольких направлениях.
Во-первых, о том, что Скиллар, несмотря на высочайшее свое положение, остается в нищете. И остается, что самое страшно – добровольно. Он отказывался от любого вознаграждения и брал лишь самое малое жалование, чтобы хватило подлатать сапоги да отдать в починку плащ, ну еще на скудную крестьянскую похлебку с хлебом – единственное, что, как слышал Халет, ему носили на обед.
А это говорило о чем? Что этот Дознаватель служит ради Дознания, то есть – ради идеи, что делает его фанатиком, безумцем и…
Во-вторых, (и вторая мысль вклинилась совершенно неожиданно и повела мысли Халета в другое направление), есть же такие…неугодные советники и приближенные? Что, если его место кому-то нужно? Или просто кто-то вдруг выступил против него? у казначея много врагов. У того, кто еще при этом честен – врагов в три раза больше.
В-третьих, разве не арестовали недавно, буквально позавчера, адмирала Асмеса, обвиненного в подготовке к заговору и не он ли, еще неделю назад беседовал тепло и приятельски с адмиралом? Ах, если бы Халет знал, что готовится его арест! Он бы и шагу к нему не сделал. Но он не мог же знать…
А что сказано тогда было им адмиралу? «приходите в мой кабинет, мы с вами дружески выпьем…»
И если это стало известно Скиллару? Адмирал сейчас под следствием, может быть, нити заговора привели его к Халету? Но он не при чем!
Халета прошиб пот. Он представил себе с отчетливой ясностью, как пытается доказать Скиллару, что не виноват, что любит короля и вообще – к заговорам отношения не имеет, а адмирал Асмес ему не друг, и понял, что ничего не сможет сказать, если Скиллар еще хоть раз взглянет на него вот так…холодно и жутко.