— Зачем ты притащила с ярмарки мужчину? Где леденцы? Где специи? Где соль? — матушка растерянно вытерла ладони об темный передник.
Она обшарила цепким взглядом лошадь и единственную поклажу — мужское неподвижное тело. Я виновато понурила голову, отчего ее лицо, перепачканное мукой, скривилось от досады:
— Ты профукала закупку!
Ее эмоции были хорошо понятны. Несмотря на то, что нам принадлежал огромный кус земли, жили мы скромно, балансируя между бедностью и средним достатком.
Я бросила тоскливый взгляд на наш домик. Усталость окутывала тело густым, тяжелым коконом. Хотелось есть и спать. Или спать и есть — было уже без разницы. После долгой дороги строение с залатанной крышей и облупившимися голубыми стенами казалось мне образцом уюта. До ноздрей доносился божественный запах выпечки.
Я прислонилась к Ленточке, которая покосилась на меня умным глазом. Лошадь давно нужно было избавить от тяжелой поклажи, отвести в стойло, напоить, но для этого требовалось одобрение матушки.
Всю дорогу я ломала голову, как преподнести события двухдневной давности, чтобы она увидела в происходящем волю Трехликого, а не пустую прихоть дочери.
Я набрала побольше воздуха в легкие и на выдохе начала:
— Когда я возвращалась с ярмарки, у заставы на нас напали виеды...
— Ты цела? — матушка окинула меня взволнованным взглядом.
— Да.
— Тебя не тронули?
Я мотнула головой.
— Но, — тонким пальцем она ткнула в мужскую фигуру, — при чем тут этот человек?
— Он был послан нам небом.
— С чего ты взяла?
Я моргнула.
Перед глазами пронеслись события предпоследней ночи.
Огромный мужчина, который сейчас крепился ремнями к кобыле, и правда свалился на меня с неба в самый разгар схватки. В тот ужасный момент я пряталась за повозками, едва живая от страха. Здравый смысл нашептывал схватить лошадь под уздцы и бежать со всех ног к воротам. Страх приказывал прятаться под телегой.
Когда я в сотый раз призвала на помощь Трехликого и напружинила мышцы, готовясь дать деру, совсем рядом на землю рухнуло нечто огромное, в чем я не сразу признала мужчину. Грязный, без сознания и почему-то раздетый. Но при этом грудь его тихонько вздымалась, а на шее прощупывался слабый пульс.
Возиться с умирающим я не собиралась — самой бы спастись!
Однако у незнакомца под затылком, в очень неудобном месте, торчала арбалетная стрела с металлическим стержнем. Меня затопило сочувствием. Умирать со стрелой под затылком наверняка было неудобно. Даже голову не пристроишь нормально в последние минуты жизни.
Однажды мне довелось вытаскивать такую же арбалетную стрелу из окоченевшей туши кабана. Устала, как лесоруб в сезон рубки леса. Если сейчас не вытащить стрелу из умирающего, то беднягу, скорее всего, так и похоронят. Кто захочет потом возиться с телом, когда столько людей полегло и нуждается в погребении?
Неужели воин, доблестно погибший в бою, так и будет бродить по Просторам Вечности со стрелой в голове?
Я закинула косы за спину, чтоб не замазать в крови, и с немалыми усилиями вытащила стрелу. Затем, привыкшая все доводить до конца, достала из кармана листок белолиста, которым было удобно останавливать кровь, растерла пальцами и приложила к ране. Сделала это без всякой надежды на какой-либо эффект, но, к моему удивлению, кровь перестала течь.
После этого стало ясно: на воине лежала защита Трехликого. Только этим можно было объяснить его живучесть. Разве я могла бросить на произвол судьбы человека, отмеченного любовью Бога?
У меня имелись специальные приспособления, чтобы затаскивать на лошадь мешки с зерном. С превеликим трудом удалось перекинуть через кобылу тяжелое тело.
Потом был быстрый, беспорядочный забег до ворот. Видно, Трехликий сжалился над нами, раз позволил без помех добраться до тропинки, ведущей к дому знакомого лесника. Передохнув у доброго старика, мы побрели домой. Словом, незнакомец пережил смертельное ранение, падение с высоты и долгую, тряскую дорогу.
Вот только как передать матушке историю его чудесного спасения, когда от усталости едва ворочаешь языком, и мысли спотыкаются одна об другую, как пьяные матросы?
Я вздохнула, и принялась объяснять обстоятельства нашей встречи. Рассказ получился несвязным, из-за чего я начала сильнее запинаться и злиться на себя. К несчастью, закончить историю мне так и не дали.
— О, Трехликий! — матушка схватилась за седую голову. — Я думала, может, пьяный… А он раненый! И что ты хочешь? Кормить его, лечить, одевать? Нам бы себя прокормить, а тут… Не знаешь ты, сколько едят мужчины! Ох, моя голова…
Массируя виски, матушка прикрыла голубые глаза, так и не закончив фразу.
В наступившей тишине мне пришла в голову мысль о том, как удачно все-таки, что лесник одолжил мужскую одежду!
Конечно, штаны незнакомцу были явно малы, открывая мускулистые икры, и рубаха в плечах треснула по швам. Но, если бы я привезла его домой голым, каким нашла в разгар сражения, то матушку с ее строгими принципами и вовсе хватил бы удар...
— Думаю, — я несмело прервала тишину, — его послал нам Трехликий. Ты же давно просила мужские руки в хозяйство! Так вот они, руки, видишь?
Я легонько похлопала по горячим, мускулистым ручищам.
— Дело за малым. Надо его выходить. Уж в травах я разбираюсь, ты же знаешь!
Матушка выдержала паузу. Заправила волосы в темно-серый платок, обернутый вокруг головы. Поджала губы, покачала головой и буркнула:
— В амбар.
Ее ответ означал, что помощи от нее можно не ждать, но и препятствовать она тоже не станет. Именно на это я надеялась.
Милара Добрая — так ее звали за глаза. Она ворчала, иронизировала, ершилась, но при этом подкармливала чужих детей, укрывала женщин в подполе от пьяных мужей, а как-то раз с топором пошла на местного буяна, когда тот перепил в таверне, а кузнец был в отлучке.
Пока животинка медленно тащила свою поклажу к амбару, до меня долетал громкий голос:
#4040 в Фэнтези
#1311 в Приключенческое фэнтези
#8886 в Любовные романы
#2633 в Любовное фэнтези
Отредактировано: 04.04.2024