Дракон в хозяйстве пригодится!

Глава 1

— Зачем ты притащила с ярмарки мужчину? Где леденцы? Где специи? Где соль? — матушка растерянно вытерла ладони об темный передник.

Она обшарила цепким взглядом лошадь и единственную поклажу — мужское неподвижное тело.

Я виновато понурила голову, отчего лицо, перепачканное мукой, скривилось от досады:

— Ты профукала закупку!

Ее эмоции были хорошо понятны.

Несмотря на то, что нам принадлежал огромный кус земли, жили мы скромно, балансируя между бедностью и средним достатком.

Я бросила тоскливый взгляд на наш домик. После долгой дороги строение с залатанной крышей и облупившимися голубыми стенами казалось мне образцом уюта. До ноздрей доносился божественный запах выпечки.

Усталость окутывала тело густым, тяжелым коконом. Хотелось есть и спать. Или спать и есть — было уже без разницы.

Я прислонилась к Ленточке. Та покосилась на меня умным глазом. Лошадь давно нужно было избавить от тяжелой поклажи, отвести в стойло, напоить, но для этого требовалось одобрение матушки.

Всю дорогу я ломала голову, как преподнести события двухдневной давности, чтобы она увидела в происходящем волю Трехликого, а не пустую прихоть дочери.

Я набрала побольше воздуха в легкие и на выдохе начала:

— Когда я возвращалась с ярмарки, у заставы на нас напали виеды...

— Ты цела? — матушка окинула меня взволнованным взглядом.

— Да.

— Тебя не тронули?

Я мотнула головой.

— Но, — тонким пальцем она ткнула в мужскую фигуру, — при чем тут этот человек?

— Он был послан нам небом.

— С чего ты взяла?

Я моргнула.

Перед глазами пронеслись события предпоследней ночи.

Огромный мужчина, который сейчас крепился ремнями к кобыле, и правда свалился на меня с неба в самый разгар схватки.

В тот ужасный момент я пряталась за повозками, едва живая от страха. Здравый смысл нашептывал схватить лошадь под уздцы и бежать со всех ног к воротам.

Страх приказывал прятаться под телегой.

Когда я в сотый раз призвала на помощь Трехликого и напружинила мышцы, готовясь дать деру, совсем рядом на землю рухнуло нечто огромное, в чем я не сразу признала мужчину.

Грязный, без сознания и почему-то раздетый. Но при этом грудь его тихонько вздымалась, а на шее прощупывался слабый пульс.

Возиться с умирающим я не собиралась — самой бы спастись!

Однако у незнакомца под затылком, в очень неудобном месте, торчала арбалетная стрела с металлическим стержнем. Меня затопило сочувствием. Умирать со стрелой под затылком наверняка было неудобно. Даже голову не пристроишь нормально в последние минуты жизни.

Однажды мне довелось вытаскивать такую же арбалетную стрелу из окоченевшей туши кабана. Устала, как после целого дня на поле. Если сейчас не вытащить стрелу из умирающего, то беднягу, скорее всего, так и похоронят. Кто захочет потом возиться с телом, когда столько людей полегло и нуждается в погребении?

Неужели воин, доблестно погибший в бою, так и будет бродить по Просторам Вечности со стрелой в голове?

Я закинула косы за спину, чтоб не замазать в крови, и с немалыми усилиями вытащила стрелу. Затем, привыкшая все доводить до конца, достала из кармана листок белолиста, которым было удобно останавливать кровь, растерла пальцами и приложила к ране.

Сделала это без всякой надежды на какой-либо эффект, но, к моему удивлению, кровь перестала течь.

После этого стало ясно: на воине лежала защита Трехликого. Только этим можно было объяснить его живучесть. Разве я могла бросить на произвол судьбы человека, отмеченного любовью Бога?

У меня имелись специальные приспособления, чтобы затаскивать на лошадь мешки с зерном. С превеликим трудом удалось перекинуть через кобылу тяжелое тело.

Потом был быстрый, беспорядочный забег до ворот. Видно, Трехликий сжалился над нами, раз позволил без помех добраться до тропинки, ведущей к дому знакомого лесника.

Передохнув у доброго старика, мы побрели домой.

Незнакомец пережил смертельное ранение, падение с высоты и долгую, тряскую дорогу.

Как передать матушке историю его чудесного спасения, когда от усталости едва ворочаешь языком, и мысли спотыкаются одна об другую, как пьяные матросы?

Я вздохнула, и принялась объяснять обстоятельства нашей встречи. Рассказ получился несвязным, из-за чего я начала сильнее запинаться и злиться на себя. К несчастью, закончить историю мне так и не дали.

— О, Трехликий! — матушка схватилась за седую голову. — Я думала, пьяный… А он раненый! И что ты хочешь? Кормить его, лечить, одевать? Нам бы себя прокормить, а тут… Не знаешь ты, сколько едят мужчины! Ох, моя голова…

Массируя виски, матушка прикрыла голубые глаза, так и не закончив фразу.

В наступившей тишине мне пришла в голову мысль о том, как удачно все-таки, что лесник одолжил мужскую одежду!

Конечно, штаны незнакомцу были явно малы, открывая мускулистые икры, и рубаха в плечах треснула по швам. Но, если бы я привезла его домой голым, каким нашла в разгар сражения, то матушку с ее строгими принципами и вовсе хватил бы удар...

— Думаю, — я несмело прервала тишину, — его послал нам Трехликий. Ты же давно просила мужские руки в хозяйство! Так вот они, руки, видишь?

Я легонько похлопала по горячим, мускулистым ручищам.

— Дело за малым. Надо его выходить. Уж в травах я разбираюсь, ты же знаешь!

Матушка выдержала паузу. Заправила волосы в темно-серый платок, обернутый вокруг головы. Поджала губы, покачала головой и буркнула:

— В амбар.

Ее ответ означал, что помощи от нее можно не ждать, но и препятствовать она тоже не станет. Именно на это я надеялась.

Милара Добрая — так ее звали за глаза. Она ворчала, иронизировала, ершилась, но при этом подкармливала чужих детей, укрывала женщин в подполе от пьяных мужей, а как-то раз с топором пошла на местного буяна, когда тот перепил в таверне, а кузнец был в отлучке.

Пока животинка медленно тащила свою поклажу к амбару, до меня долетал громкий голос: