Другая Женщина

Другая Женщина

Коктейльная вечеринка миссис Диринг была грандиозна.

Марси Геддес была уверенна: подобная шумная и пестрая обстановка скроет ее излишнюю заинтересованность.

Снова и снова, украдкой она поглядывала в сторону красавца Родмана Кларка, едва видимого сквозь разделяющую их толпу.

Она была осторожна, очень осторожна. Марси прекрасно знала негласные правила, регулирующие ее сомнительное положение.

Одно из этих правил заключалось в том, что, когда они встречались в присутствии других — вместо обычного маленького, скромного ресторана или в ее еще меньшей, более скромной квартире, — Марси должна была быть по отношению к Роду настолько ненавязчивой, насколько это возможно.

Ей приходилось прикладывать немало усилий. Учитывая тот экстаз, из-за которого теперь тридцать два года ее жизни без Рода, казались просто скучной чередой пустых дней.

Достаточно было одного взгляда на него, как уголки ее рта непроизвольно приподнимались, сердце колотилось так, что ей казалось, будто оно должно быть отчетливо слышно даже во время разговора.

Но необходимость скрывать неудержимый трепет ее эмоций возникал не часто, так как, Марси Геддес, продавщицу парфюмерного магазина "У Хэтуэя", очень редко приглашали на те же вечеринки, что и мистера и миссис Кларк.

Но сейчас, слегка отвернувшись от этой скучной миссис Логан, которая с обилием подробностей рассказывала ей о проблемах с чтением ее маленького мальчика, Марси позволила себе снова взглянуть на Рода, когда он случайно поднял голову — свою замечательную, любимую голову — и рассмеялся.

Наблюдая за ним и притворяясь, что слушает миссис Логан, она едва удерживалась, чтобы не рассмеяться вместе с ним.

“Мой дорогой, мой любимый”, — пело ее сердце, когда она проявляла сочувственный интерес к унылой, странной склонности ребенка переворачивать буквы и слова.

Дело было не только в том, что Род был таким красивым, таким очаровательным, таким романтичным.

Он был таким милым, таким — странный выбор слов, учитывая обстоятельства, — но он был таким хорошим, таким по-настоящему хорошим.

Его честность. Ведь он сказал ей сразу же, как только, они одновременно с волнением осознали чудо, которое произошло с ними (потому что любовь, настоящая любовь, была чудом).

Он ни при каких обстоятельствах, никогда не сможет развестись.

“Я должен думать о детях, — мрачно сказал он, — и о бедной Хелен тоже.”

Однажды размышляя он признался: если бы не дети, если бы это не разрушило жизнь бедной Хелен, он бы сразу подал на развод. А также естественно, ушел из "Братьев Уайзман".

“Неважно, сколько денег я вложил, — сказал он ей, — Фирма была основана отцом Хелен. Я бы не смог бросить Хелен и остался работать там. Наверное, я бы стал администратором у Хэтуэя”, — и пока она смеялась и дразнила его о том, как все продавщицы будут преследовать его, в сердце она обожала его за высокие стандарты и скромность.

Представьте себе Родмана Кларка, которого окружала аура уверенности и успеха, пьянящей, как баснословно дорогие духи на ее прилавке.

Не обладая высоким положением, она легко могла представить: офис с толстым ковром и преданной секретаршей в очках, традиционными фотографиями Хелен и детей в серебряных рамках на его столе из красного дерева. Нет, Род был действительно, очень хорош.

Его щедрость. Тяжелые привлекательные браслеты, один с гравировкой, особой даты, другой с крошечным рубиновым сердечком. Она обожала притрагиваться к броши, искусно украшенной россыпью драгоценных камней.

Его доброта. Посмотрите на него сейчас, он был так весел, так убедительно внимателен к молодой девушке, которая вызывающе смотрела на него, когда он улыбался ей. Эта девушка никогда не заподозрит того, что Марси торжествующе знала: ему до смерти наскучили ее ярко накрашенные раскосые глаза так же, как ей наскучили разговоры миссис Логан о ее ребенке. Ему, как и ей, не терпелось выбраться из этой шумной, переполненной людьми комнаты в тишину, в восхитительную интимность ее маленькой гостиной.

Сердце Марси, билось учащенно, когда она натягивала перчатки и поправляла браслеты, соглашаясь с встревоженной миссис Логан, что уроки чтения часто творят чудеса. В то же время она оглядывалась в поисках миссис Диринг, чтобы попрощаться.

Ее разум, ее сердце мчались вперед, в ее гостиную, где аромат роз смешивался с запахом огня. К быстрым шагам в коридоре, легкому стуку в дверь, а затем...

Но когда она поравнялась с Родом и хорошенькой юной девушкой, с которой он все еще разговаривал, он повернулся, чтобы улыбнуться ей, и поднял руку в знак приветствия, а затем почти незаметно пожал руку — это означало, что что-то пошло не так с их искусно составленными, умело рассчитанными планами на вечер.

“Хелен”, — подумала она, стиснув зубы от ярости за своей тщательно небрежной улыбкой.

“Хелен. Действительно, Хелен.”

Впереди прямо перед ней, рядом с миссис Диринг, стояла сама Хелен. Так что, помимо яростного разочарования от отрицательного покачивания головой Рода, она почувствовала волну настороженного беспокойства, которое неизменно пробуждала в ней Хелен.

Хелен ... О, Хелен была невыносима.