Другие правила

Глава 16. Конверт

Катрин долго лежала в постели, не желая не только вставать, но и шевелиться. Служанка давно распахнула окна, и солнечный свет лился в комнату, расцвечивая ее в золотистые тона. Прошло три дня одиночества, а Катрин ни разу не вышла из комнаты. Все дни она молилась. Да, только молилась. Молилась и лежала в постели, не имея душевных сил делать что-то еще.
Как странно, думала Катрин. Вот нет человека, а солнце светит все так же. Он вспомнила, как она лежала на кровати после похорон отца, не желая вставать и шевелиться. В тот день дверь отворилась, и вошел дон Хуан. Катрин посмотрела на дверь. Но дверь не двигалась, потому что больше не было дона Хуана, чтобы утешать ее. Больше никогда он не войдет и не будет улыбаться ей своей чуть застенчивой улыбкой.
Ее кузены оказались достойны друг друга. Дон Хуан просто попал между ними, и они без всякой жалости принесли его в жертву. Валери — своим капризам, а Филипп — своим.
Внутри было пусто.
Катрин села на кровати и закрыла лицо руками. Валери теперь вольна делать все, что пожелает. Скорее всего, она со дня на день покинет Шатори, оставив ее, Катрин, в одиночестве и печали. Но Катрин не жалела. Она больше не хотела быть сестрой Валери.
Прошло всего три месяца с тех пор, как Катрин увидела черную карету с высоты башни Фей. Тогда ей казалось, что любое приключение, любое новое дуновение, которое развеет обыденность ее существования, лучше, чем ничего. Она глубоко ошибалась. Лучше бы кузены никогда не приезжали в Шатори. Барон был бы жив, она сама не пережила бы позора в башне Фей, она никогда не знала бы Жоржа де Безье, и она не потеряла бы Сюзанну. Все это приключение, разорвавшее пелену ее будней, принесло страдания и ей, и ее близким. И теперь она была готова проклинать своих кузенов, которые оказались не книжными героями, а обычными... вернее необычными людьми, перешагивающими через других, как через ненужный хлам. О таком интересно читать в книгах. Но вот самой стать героиней романа оказалось не так интересно и романтично, как когда-то казалось Катрин.
Несколько дней назад Катрин получила письмо от Жоржа де Безье, в котором тот без каких-либо сантиментов сообщал ей, что свадьба их состоится ровно через год, когда кончится срок ее траура по отцу. Он обещал за это время несколько раз навестить ее, чтобы они могли лучше узнать друг друга, и чтобы Катрин могла привыкнуть к мысли о своем скором замужестве. Так и написал: «привыкнуть». Никакой романтики в этом письме не было. Оно скорее походило на предписания, а не на любовное послание. Прочитав его, Катрин не испытала никакой радости, скорее наоборот, она была разочарована. Ведь там не было ни единого признания в любви. И даже никакого выражения симпатии или красивых слов типа «скучаю», «жду встречи с нетерпением». Нет. Письмо, которое просто предписывало ей делать то-то и то-то.
Жорж де Безье абсолютно такой же, как ее кузены, думала она. Ему наплевать на других, на их чувства и желания. Он решил жениться на Катрин, и ее отказ не играл для него никакой роли. Ему было все равно, какие чувства она испытывает к нему. Без согласования с ней он назначал дату их свадьбы, он не спрашивал разрешения навестить ее, он сообщал, что приедет. Когда дон Хуан перестал быть нужным Валери, та легко переступила через него и пошла дальше. Катрин была уверена, что когда она надоест Жоржу де Безье, он точно так же переступит через нее.
Она встала, накинула пеньюар и подошла к окну. Тут в дверь постучали, и служанка передала ей просьбу спуститься в библиотеку. Катрин кивнула и нехотя пошла переодеваться, совсем забыв спросить, кто ждет ее в библиотеке.
Она надела черное платье. Теперь черный цвет казался ей весьма уместным, и она не желала никакого другого. Потеряв отца, она хотела жизни, ярких красок и веселья. Потеряв дона Хуана, она не желала ярких красок. Мир ее померк. Ее настроение лучше всего передавал черный цвет.
Накинув на голову черную вуаль, она спустилась на первый этаж и толкнула тяжелую дубовую дверь, ведшую в библиотеку. Солнечные лучи пронизывали всю комнату, играя золотыми пылинками. Полки, полки, полки... Катрин столько времени провела в библиотеке, что она стала ей родной. Даже запах старых книг не раздражал ее, а казался приятным.
Человек, который ожидал ее, стоял и смотрел в окно. Сначала она увидела только силуэт, потом он повернулся, и Катрин зажала рот руками, чтобы не закричать. А еще через секунду бежала к нему, рыдая от радости.
-Дон Хуан, я не могу поверить! Какое счастье, что вы живы! - она сжала его руки, а слезы продолжали литься у нее из глаз, и она не могла их остановить.
Он заулыбался знакомой до боли улыбкой, которая всегда так нравилась Катрин.
-Очень приятно, что вы мне рады, - сказал он, сжимая ее руки, - вряд ли кто-то еще в замке мне обрадуется.
-Я так расстроилась, дон Хуан, когда думала, что вы погибли. Я...
-Вы даже надели траур по мне? - спросил он.
Она смутилась:
-Да. Простите...
-Ваше платье весьма уместно, - он опустил голову, - я не знаю, как сказать об этом Валери. Я не могу определить, что это было, дуэль, самоубийство или что-то еще.
-Что случилось? - нахмурилась Катрин.
Он помолчал. Потом поднял на нее глаза:
-Филипп погиб. Но я не могу определить, каким образом.
И он рассказал ей про странную дуэль, в которой ему пришлось поучаствовать, и про то, как он искал Филиппа в Луаре.
Катрин села на стул, и закрыла лицо руками.
-Я тоже не знаю, как сказать такое Валери, - проговорила она, - но зачем он это сделал? Как такое вообще могло произойти?
-Я не знаю. Я не могу объяснить. Но и как рассказать Валери, я тоже не знаю. Скорее всего, она даже слушать меня не будет.
Катрин тоже считала, что слушать его Валери не будет.
-Хотите, я скажу ей? - спросила она.
Дон Хуан покачал головой:
-Нет. Я сам должен сказать. Во всем этом есть и моя вина. Я не должен был позволять Филиппу играть в такие игры. Но я почему-то был уверен, что умру я. Вот честно, мне даже в голову не пришло, что с Филиппом может что-то случиться. Но я обязан был думать не только о себе.
-Это была его дурацкая затея, - прервала дона Хуана Катрин, - вы тут ни причем. Но Валери... она вам этого не простит. А где вы были три дня?
Он помолчал.
-Я болел. Простудился, когда искал его в Луаре.
Хуан не хотел вспоминать про болезнь. Как в бреду он видел Филиппа, который пришел к нему среди ночи, положил ему руку на грудь. Он помнил эту руку, и жар, исходивший от нее. Это был страшный сон, но тогда ему казалось, что он не спит, что Филипп жив, и на самом деле находится в его комнате. И только наутро, окончательно проснувшись, он понял, что это просто безумная надежда на чудо нарисовала ему такой образ. Но так же он помнил, что наутро проснулся абсолютно здоровым. Жар спал, а боль в груди куда-то исчезла, будто и сама болень ему привидилась во сне и ушла от прикосновения Филиппа.
Катрин больше ничего не спросила. Они замолчали. Золотые пылинки продолжали свой танец между ними, крутясь и резвясь в солнечных лучах. Катрин сняла с головы мешавшую ей вуаль и набросила на спинку стула.
Дон Хуан смотрел на нее, как будто оценивая и взвешивая что-то. Потом он достал небольшой конверт и положил на стол.
-Мне нужен ваш совет, Катрин, - сказал он, - я не могу быть беспристрастным судьей. Пожалуйста, прочтите вот это. И скажите мне, что вы думаете.
-Что это?
-Это письмо, которое ждет дон Родриго. Само письмо сверху. Даже не письмо, записка. А дальше разные бумаги и большой отчет о жизни этого замечательного идальго.
-Откуда он у вас?
-Мне его дал Филипп, - он помолчал, - он отдал мне конверт и приказал сначала прочитать содержимое, а потом решать, что делать с ним — сжечь или отдать Валери. Я все утро читал и перечитывал бумаги. Но так и не могу решить, что же мне делать.
Катрин открыла конверт и разложила перед собой все бумаги и приступила к чтению.