Дуэль

Дуэль

ДУЭЛЬ

«Ибо мир человеческий создан для познания»

13-я заповедь

Такси остановилось, и он вышел.

Я не могу быть полностью уверенным, что это было именно такси; впрочем, это и неважно. Но мне кажется, да – ярко-желтая машина с черными кричащими пометками муниципальной рекламы на боку – вдруг резко притормозила у обочины, как раз напротив почты, дверцы распахнулись, он вышагнул из них, а такси (если это было все-таки такси), дождавшись, когда стукнут створки, которые он небрежно отбросил, закрывая, тут же стремительно сорвалось с места и умчалось прочь, не дав возможности рассмотреть себя.

Он поправил шарф. Он – мужчина среднего роста, на первый невнимательный взгляд ничем не примечательный тип, в зеленой нейлоновой куртке по пояс, не слишком одутловатой, темно-серых брюках и коричневых тупоносых ботинках. Куртку он носил нараспашку, из-под нее просматривался уже упомянутый шарф, черного цвета, шерстяной и светлая рубашка. Посмотрев вниз, не обляпались ли его штаны, он сделал несколько шагов вперед и поднял голову, осматриваясь. У него были удивительные умные глаза, чуть прищуренные за толстым стеклом больших квадратных очков коричневатого оттенка. От них веяло теплом, глаза веселые, улыбающиеся, ироничные и вместе с тем задумчивые, с какой-то грустинкой. В темноватой шевелюре проблескивали седые нити. Он повзрослел, но не изменился. Я враз остановился, как вкопанный, на противоположной стороне улицы, неузнанный, незамеченный, и в моем сердце искоркой вспыхнула и кольнула легкая молния-иголочка. Как? Неужели? Что здесь ему?.. «Если только ты не ошибся», – барабанной дробью отстукивало у меня в голове. Прохладный осенний день мгновенно превратился для меня в знойный медовый июль, когда даже звезды на ночном небе кажутся маленькими солнцами, и я покрылся испариной.

Тем временем, он зашагал дальше уверенной быстрой походкой спокойного и веселого человека, проводящего свой досуг сообразно своим желаниям. По серому пыльному асфальту, мимо торговок сигаретами, широко размахивая руками, он шел, а шарф развевался на ветру. Старые морщинистые женщины-торговки по обе стороны тропинки остались сидеть неподвижно, не подняли на него взгляд, точно те индуистские привратники-брамины, сидящие со скрещенными ногами у входа в город. (Я медленно, незаметно для себя, двинулся за ним по своей стороне улицы, мои ноги делали это сами, без какого-то поощрения воли.)

Возле булочной его первой остановила немолодая женщина с черной сумочкой (лица ее я не видел), она спросила:

– Не подскажете, где здесь сберкасса находится? – и мило улыбнулась ему полными накрашенными темноватой помадой губами. А затем они округлились, эти губы, дрогнули, и в них тонкой подкожной лентой вплелось что-то неуловимое, почти детское.

Он тоже слегка улыбался, а глаза его излучали теплую энергию.

– О, конечно! – громко заговорил он чуть хрипловатым баском, снова поправляя на себе путающийся шарф. – Идите сейчас налево, пройдете полквартала и там за зеленью белое здание. Наверное, это оно. И не волнуйтесь так! У вас будет отличный вечер.

– Спасибо, - смущенно пролепетала женщина, проведя рукой по пряди русых волос. Она смотрела на него, не отрываясь, в то время как ее ноги – как мои! – уводили ее дальше, все дальше. Уже отойдя мелкими шажочками метра на три она, наконец, стряхнула с себя этот, без сомнения, нежданный транс. Повернув голову, она быстро зашагала в указанном направлении, сохраняя на лице молодую улыбку.

Пожилая бабуля в желтоватом пальто буквально наткнулась на него, и тут же, взглянув в лицо мужчине в очках, радостно запричитала:

– Ой, ты ли это, милок? Вернулся, храни боже! Вот радость-то на старости лет!..

– Как там у вас, Екатерина Семеновна? – мягко спросил он, осторожно кладя правую руку на плечо суховатой старушке.

– Ой, не говори!.. – всхлипнула она, опуская голову. – Всех своих уж схоронила, только Машка вот… А Андрюшка мой как мучался, не приведи господь… Устала я от забот, голубчик.

– Не говорите глупостей, Семеновна! Как же мы без вас? – тихо, точно вразумляюще прервал он ее. – Заботы они для того и даны, чтобы жизнь смысл имела. Машенька ваша, верно, школу скоро закончит?

– Поди же так! – радостно согласилась бабушка, просветлев лицом, – два годички остались. Умница она, старается у меня, по дому туда-сюда…

– Ну, не унывай, Семеновна! – он ободряюще улыбнулся, несильно похлопал по плечу. – Живи как жила, верная твоя дорога. Бывай, еще свидимся!

– Даст бог!.. – тихо произнесла старая женщина, провожая его быстро удаляющуюся спину теплым сыновьим взглядом. (Я мог знать, что сын ее погиб в автокатастрофе, причем не сразу, а через месяц после аварии, в больнице. Не выдержав этого, жена скоро последовала за супругом, и теперь на руках женщины оставалась их единственная дочь, Маша… Так бывает в жизни, хотя всегда кажется неестественным, когда плод увядает раньше ветви, которая его породила.)

Он почти дошел до поворота, когда навстречу ему вышел гуль. Гуль – я хотел сказать верзила, здоровяк, с квадратным лицом и раздувающимся торсом. Его толстые массивные ручища плотно облегали рукава синей спортивной куртки. Увидев мужчину в очках, он проявил себя странно: гуль остановился, его брови сначала настороженно сдвинулись, кулаки сжались, затем его блеклые глаза выразили недоумение; он расжал кулак и как-то неуверенно, с опаской, протянул руку для рукопожатия. Мой знакомый без заминки, в свою очередь, пожал ее и спросил: