Духота

Духота

Где-то там, в старой ещё жизни Арахна любила праздники. Ей нравилось наряжаться (дни службы не позволяли ей этого, но в праздники кто запретит?), идти в толпу, к людям, веселиться и танцевать. Да, в такие минуты она забывала о том, что все эти люди на следующее же утро будут ненавидеть и презирать и её, и её соратников по Коллегии – таких же палачей. Но что делать? Секция Закона, составляющая надзор за управлением Маары была суровой и состояла из трёх Коллегий: Дознания (протянувшего руки к каждой улице Маары), бюрократизированного Судейства (там нельзя было передать документ другому через стол – для этого следовало писать служебную записку и тогда лишь приходил после согласования записки специальный человек) и малочисленной Коллегии Палачей.

Парадоксально, но именно палачи жили больше как семья. Да они и были семьёй. Глава Коллегии – Регар, его приёмная дочь Арахна, спасённая им когда-то от участи сиротливой Коллегии Сопровождения – вечной обслуги Маары, и два приблудившихся, но оставшихся в итоге названных братца Арахны – Сколера и Лепена. Все четверо были палачами и помогали друг другу, вместе справлялись со смертью, учились приносить её милосердно и быстро, не замечали презрения других Коллегий и народа, презрения, надо сказать, бесполезного. Ну не палачи же арестовывают, дознают и судят! Нет. Они лишь карают. Но народ не мог мириться с этим и предпочитал ненавидеть тех, кого мог.

Но в праздничные дни можно было забыть и о презрении к палачам, и о работе палачей. Можно было забыть всё на свете, вплести в волосы Арахны ленты, и всем вместе идти на городскую площадь, украшенную флагами и цветами.

Арахне когда-то нравилось это, она отсчитывала с нетерпением дни до следующего празднества.

Но когда-то Арахне и жить нравилось.

Да, её жизнь была намечена и устроена. Она была молода и могла не думать о будущем. Но потом её мир треснул и она оказалась впутана в заговор, шедший с самых верхов, который привёл к полной перестройке власти и переходу короны от прежнего короля к его брату. В ночь резни умерли многие, но Арахна потеряла и Регара, и Сколера, и Лепена и саму себя ещё задолго до этого. Трое были мертвы из четверых палачей, Арахна же жила, но ненавидела себя за это.

Более того, она понимала, что ненавидеть бывшего дознавателя Мальта, а ныне советника новой власти, который её и впутал во всё это, было нельзя. Да, он впутал, но Арахна позволила себе впутаться! Ей не хватило чести умереть с Коллегией Палачей, со своими близкими людьми; не хватило отваги умереть в ночь страшной бойни вместе с Коллегий Судейства…

Она выжила, её спасли, и так как Арахна была впутана в заговор нового короля, пусть впутана лишь краем, лишь немного, но у неё произошёл карьерный рост. Новая власть искала новых людей. Прежние советники, которые творили кровь, творили бойню, должны были навести порядок, а потом…

Кто-то, например, барон Боде или жрец Медер – такие же новые советники понимали, что будет потом. Иные старались не думать. Мальт полагал, что обойдётся, ведь он был верным новой короне уже давно. А Арахне было плевать.

Ей очень хотелось лечь и не проснуться. Но наступало утро и она открывала глаза. Чувство голода притупилось в ней очень кстати – зерна не хватало, но люди не выходили бунтовать, хватало пойла. Арахна прикладывалась к бутылке, пусть прежде такого себе не позволяла. Но опьянение было кратким, усталость и тоска не отступали. Арахна выжила в первые дни смуты, получила должность советницы при новой власти, получила в своё распоряжение многих из тех, кто прежде её презирал, и…

Ничего. Пустота. Облегчения не наступало, все краски и чувства притупились. Отупение наползало на всё тело и разум. Арахна действовала, двигалась, одевалась, шла на совещания, но не узнавала своих рук, своего исхудалого болезненного лица, своих движений. Прежде у эшафота в ней была точность, ныне её у эшафота не было, заменой стали коридоры, кабинеты и залы, и грация, точность пропали. Она спотыкалась, влетала в двери, билась руками о косяки и углы.

Стоило ли это жизни? Арахна не знала. Арахна не знала толком даже зачем она сегодня здесь, в украшенной бешено-праздничной зале. Кажется, на последнем совещании кто-то говорил о прибытии послов с…севера? Юга?!

Пусть будет с юга. Да, наверное, послы. И тогда понятен весь этот бал, эти кушанья, от которых Арахну мутило и духота…

Ду-хо-та.

Народу набилось в залу много. Помимо короля, его супруги, очевидно, послов, стражи, советников, была и знать, которая в первые дни смуты легла на дно. А поняв, что старого короля нет, поспешила выказать своё почтение незамедлительно.

Дамы были разукрашены и веселы, господа нарочито веселы и остроумны. Казалось, что жизнь, омрачённая кровью несколько недель назад, закипела с новой силой, прорвалась и все спешили жить, не зная, будет ли жизнь завтра.

От этого все старались. Шуршали платья, корсажи, пахло до одурения пудрой и духами, маслами. Тут и там раздавался смех, то переливчато-кокетливый, то яростно-весёлый, живой, здорово-истеричный смех.

Арахну мутило. Её бы воля – она бы не приходила сюда. Но кто-то послал ей платье и напоминание. Платье было простым, без всяких оборок и кружев, но даже оно сковывало дыхание. Арахна старалась дышать глубоко, чтобы сдержать тошноту, но каждый вдох отзывался под рёбрами – платье перетянуло ей талию, да и ткань прилегала к телу очень плотно и колола. Мелочь, но какая раздражающая.

Да и дышать глубоко было трудно – запах блюд, специй, мяса, масла, вина, парфюма, пудры, кожи… здесь танцевали, дышали, шутили, ели и пили люди. Слишком много людей для этой маленькой залы. Окно же открыть никто не догадался.

Арахна помоталась по краю зала, стараясь не привлекать к себе внимания, но, конечно же, привлекла. К ней подошёл Персиваль – в прошлом дознаватель, лучший враг и худший друг Мальта, ныне… пожалуй, их общий с Мальтом помощник.

–Отличный вечер! – промолвил Персиваль, чинно откланявшись Арахне.