Думы Нерахотепа

Думы Нерахотепа

Думы Нерахотепа

Оглавление

Дума I. Откровения Нерахотепа

Дума II. Прогулка по лесу

Дума III. Стадо

Дума IV. Будь личностью

Дума V. Обывательство хуже любой смерти

Дума VI. Взгляд со стороны

Дума VII. Полет шайбы смерти

Дума VIII. Новый год

Дума IX. Время убивает

Дума I. Откровения Нерахотепа

Он вспомнил, как смотрел на здания. В каждом из окон был огонь. Свой персональный ад. И эти персональные ады нельзя сравнивать, ведь мучение для каждого—сугубо индивидуально. Жизнь — это набор персональных адов для каждого. Ничего хорошего больше не будет, именно так устроен этот мир.

Он был не пессимистом. Он был реалистом. Почему все его убеждения называли пессимизмом, он не знал. Может, из-за узости их мышления. Он гулял по площадке, и было все плохо, он это и не скрывал. По крайней мере, он был честен с самим собой.

И что у него было хорошего? Выбора больше не было — за каждого решала система. Он не мог бороться за общественным абсурдом, он не мог открыть головы каждого, вытащить оттуда шаблон и вставить туда мозг. Ну не мог он этого сделать! Человек не всесилен, и глуп тот, кто думает иначе.

Снег хрустел под ногами, и он шел уже домой. Завтра его ждал первый банальный рабочий день в этом году. Ха! Два дня праздника— и все, дальше будет глупая банальщина. Снег хрустел под его ногами. Он не знал, что дальше делать с его жизнью. Единственным логическим выводом было ее закончить. Как же так, это же банально неправильно!

Только снег и дальше хрустел под ногами и он осознал, что это был не снег, а его душа, которая хрустела под натиском шаблона.

Он предпочитал самое тихое место в его городке. Подальше от попсового шума. Там, где он мог слышать свою душу. Его душа говорила ему, что не нужно быть подчиненным системе. Он слушал свою душу и хотел, чтобы это делали все. Однако, все слушали голос толпы, а не своей души, и его крайне печалил этот факт.

Хотя...ему было плевать на других. Наступил новый год. Но шаблон был старым. Он хотел сломать этот шаблон, сломать его всеми имеющимся силами у него. Но он не мог.

Через миг он увидел перед собой яркую вспышку, затем все погасло. Только потом он понял, что это была его жизнь со стороны. Яркая вспышка, которая, к сожалению, была отвергнута глупым обществом, так как она не входила в его мировоззрение. Сейчас он был один без надежды на счастливое завтра. Но он не хотел быть с кем попало. Он хотел добрую, хорошую девушку, которая ценила бы его душу, а не кошелек. Очень жаль, что в современном мире такие девушки — огромная редкость, и найти такую девушку имеет примерно такие же шансы, как выиграть в лотерею или найти бриллиант под ногами среди грязи.

Вся наша жизнь есть одной большой ошибкой. Следовательно, в ней будет мало хорошего, как мало хорошего в строительстве дома на плохом фундаменте. Жизнь ошибка, а смерть— избавление. Именно так думал он, когда не хотел нового года. Он не хотел его, так как новый год есть новая боль и новые страдания.

Он был в сто раз реалистичнее других— уже этот факт был ему приятен. Его реализм подтверждал и хруст снега, и осознание своей никчёмности, и осознание того, что он живет не по штампу. Таким было не место в современном обществе. Все в его жизни было проблематично. Проблемы возникают потому, что жизнь— одна большая проблема. Все пафосные цитаты о том, какая позитивная жизнь просто жутко искажают нашу реальность. Он был реалистом —и от этого он просто балдел. Если бы жизнь была такая прекрасная — не было бы никаких проблем. Жизнь прекрасна. Какой пасквиль. Все было бы гладко и хорошо.

Жизнь—одна большая ошибка, и высшее счастье есть только у тех, кто не существует на этом свете. Высшее счастье. Блаженное, прекрасное небытие. Если бог правда есть и он правда послал нас на эту землю, то он законченный дьявол-садист. Если бог правда существует и он посылает нам все эти испытания и по-садистски наслаждается ими, то это не бог, а сатана.

Снег полностью подтверждал его мысли.




Он даже был рад. Он чувствовал свою исключительность в хорошем смысле этого слова. Он чувствовал себя выше толпы, у которой нет ни одной своей мысли. Имя ему — Нерахотеп.

Жил он в обычном маленьком городке, коих тысяч в наши дни. Он по вечерам гулял один, иногда записывая его мысли. Работал он банально, и его работа не стоит упоминания. Общество вынудило его жить банально, чтобы выживать, и только по вечерам, когда он гулял один, с него слетали все маски. У него было круглое лицо, его черты были правильные. Римский прямой нос подчеркивал его благородное происхождение. Он гулял один, думая о несправедливости нашего мира, о том, какой мир несовершенный, о том, что его нужно непременно усовершенствовать…Но он был один. Других все абсолютно и полностью устраивало, и никто не хотел ничего менять.

Его записи мысленно передались мне, я всего лишь посредник. Я имею честь их записать и свести к некоторому логическому порядку. Да, это высокая честь.

Я ходил по посадке вечером, в точности как он, когда он передал мне эти записи силой мысли. Конечно же, я не знаю, как ему это удалось сделать.

В этих записях есть как просто мысли, так и небольшие рассказы, которые ведают нам о героях Нерахотепа. Я полностью разделяю его убеждения.

Дума II. Прогулка по лесу

Нерахотеп гулял по лесу, наслаждаясь своим одиночеством. У него не было сил вынести бред, который общество ежедневно на него обрушивало. Он поделился со мной этими историями именно когда гулял по лесу, я уверен в этом. Мне дико странно, что я не знаю о его повседневной жизни ничего, но я считаю его мысли важнее его биографических данных.

Его мысли подарили нам мудрость, объяснили нам бытие. Быть может, Нерахотеп и умер так, как умер один из его героев — хотя нет, конечно же, он не умер, а остался жить в памяти поколений. По крайней мере, я сделаю все для этого. Ведь он живет в моей памяти.

Быть может, он переселился в мое сердце. Как бы мне был приятен этот факт, жаль только, что он мифический. Но что есть наша жизнь? Один большой, непонятный миф.

Я снова вижу Нерахотепа, и я наполняюсь радостью.

Нерахотеп вышел в лесу на открытую площадку. У него все было для всех хорошо, правда, здесь не было тех, для которых было это самое "хорошо". Поэтому он мог быть таким, какой он есть на самом деле. Нерахотеп смотрел на солнце, полагая, что только лишь оно будет светить на него искренне и нежно, в отличие от шаблонных штампов. Он пошел дальше, думая о ложности и несправедливости этого мира, который для всех был "радостным".

Солнце спряталось. Он хотел встретить дождь в лесу, без ограничений в виде зонтиков. Дождь обрушился на него, и он был безумно рад.

Стук капель дождя по листьям напоминало тех годах, когда он был юн и все для него в мире было ново и своеобразно. Он очень приятно вспоминал о том времени, иногда дико жалея, что оно ушло. Другое дело было сейчас — все приелось, и миру было абсолютно нечем его удивить. Он смотрел на небольшой овраг, который называли яром. В овраге была его душа, а другие кидали в него всякий мусор. Как он хотел очиститься от этого навсегда, но, к сожалению, он не мог этого сделать. Его душа предстала в овраге перед ним в первозданном цвете. Именно в овраге к нему пришли разные мысли, которые он мне и передал в дальнейшем. В этих мыслях были и куски его снов в этом волшебном овраге.

Ему снился незнакомый город искренней радости, который он никогда не посетит. Он видел его рядом с ним, видел искренние улыбки местных жителей. Да, это было слишком хорошо, что быть правдой, но, все же, это было. Он видел этот город, но затем все исчезло, как будто ничего этого не было. Еще он успел увидеть море. Оно было кристально-синим. Он стоял на берегу и смотрел на море. Наверное, он был счастлив.

Ветер вернул его в реальность, в которой снова шел мелкий дождь. Он с грустью посмотрел вдаль, мечтая снова увидеть тот самый прекрасный город.

Два дня прошло с начала нового года. Сколько уже смертей случилось во всем мире, сколько боли и страданий? Сколько было в мире скорби и печали, чтобы верить в розовую радость? Нерахотеп верил только в страданья, так как страданья реальны, а радость эфемерна.

Нерахотеп очень любил философию Ницше. Он считал его основным философом своего времени.
Нерахотеп гулял по посадке дальше. Он верил, что дальше лес только становиться гуще, чистый, нетронутый лес, который был свободен от навязанной гнилой недокультуры. Он хотел пойти в этот самый овраг, который на его же глазах покрылся лесом. Возможно, лесные духи и существовали только в его воображении, но ему гораздо больше нравилось общаться с ними, чем с представителями современного общества. Возможно, я стал одним из лесных духов— по крайней мере, он до сих пор смотрел на меня. В центре леса зажегся костер, в котором сгорали как пересохшие ветки, так и штампы многих людей. Нерахотеп подошел к костру, вокруг которого сидели лесные духи. Я был, наверное, не таким важным лесным духом — по крайней мере, я сидел поодаль от других.
Один их них был вовсе без головы на плечах, он держал голову зелеными конечностями. Лицо другого было красным, глаза были очень большими, как в японских аниме. Он сидел по-турецки, его одежду Нерахотеп разглядеть не смог, а значит, не мог разглядеть и я. Нерахотеп рассказал про свои взгляды тем существам, которые были возле костра: так как все было в дымке, мне не удалось разглядеть остальных. Они пригласили его сесть возле своего костра, и он сидит там до сих пор, я уверен в этом. Сумерки тем временем полностью вступили в свои права. Существа возле костра говорили, что главное— думать. Это то, о чем многие забывают. Нерахотеп с ними полностью согласился.

Тем не менее, они не просто сидели возле костра, говоря на обычные темы. Один из существ сказал, что лучше быть таким, как он, чем быть частью общества, и Нерахотеп согласился.

Очень жаль, что они не пригласили меня к костру.

Нерахотеп сказал, что он и его друзья во время их молодости были другими, но время было слишком безжалостным. Например, они никогда не матерились при девушках, они никогда не делали себе предпочтения в искусстве, просто потому, что это было популярно.

Нерахотеп рассказал, что идет тотальная дебилизация общества, и сам костер треском веток одобрил его мысль, не говоря уже о тех, кто сидел вокруг костра.

Одно из существ возле костра сыграло песню на гитаре, и это была простая песня, а не попсовый хит. Эта песня была давно знакома Нерахотепу и другим, и тот лух играл ее по многочисленным просьбам несколько раз.

Была уже глубокая ночь, и они все сидели возле костра, а я имел честь это наблюдать. Однако, мне было не положено видеть большее, все предстало в дымке и исчезло.

Иное видение про…Нерахотепа.

Я говорю дико неуверенно, у меня голос дрожит при одной мысли о Нерахотепе. Я вижу, как он идет по лесу, даже могу разглядеть его усы и бороду. Он смотрит на меня, кивает, и это есть одновременно как большая радость, так и большая грусть. Нерахотеп одобряет то, что я делаю, но сейчас он идет дальше по зимнему лесу, улыбаясь мне.

Он видит дерево, которое колыхается от ветра и улыбается ему. Когда он смотрел на дерево, с него упала одна маленькая ветка. Нерахотеп подошел к этой ветке и на секунду увидел в ней свою душу. Эта ветка предстала в виде темных сторон его души. Эта ветка предстала в виде уродливой маски, которая повторяла, что он должен нечто и не должен нечто, утверждая, что так делают все— значит, это правильно. Нерахотеп выбросил эту ветку из рук , и она полетела в тот самый овраг, где исчезла. В тот самый овраг, где мгновенье назад они сидели возле костра. Как он надеялся, что она сгорит в костре.

Собственно, я думаю, что они до сих пор сидят возле костра, обсуждая их бывшие дни.

Мне же осталось лишь довольствоваться тем, что я увидел.

Теперь Нерахотепа нет. Остались лишь его мысли.