Dura lex, sed lex

Dura lex, sed lex

Когда они пришли за мной, я была готова. Волосы вымыты и уложены в красивую прическу (мастер из салона красоты не подвел, справился с поставленной перед ним задачей), легкий, почти незаметный макияж делал меня моложе моих тридцати восьми с хвостиком, а брючный костюм, выглаженный руками домработницы, терпеливо дожидался своего часа в огромной гардеробной, забитой многочисленными нарядами, висящими в ряд. 

Когда они пришли, я сидела за туалетным столиком, делая вид, что привожу себя в порядок, хотя была готова еще четыре часа назад. Да, я встала в пять утра и вызвонила своего стилиста, заставив приехать ко мне домой и сделать из меня настоящую красавицу. Следует признать, ему это удалось.

— Елена Михайловна, вы задержаны, — говорит мне следак, постукивая кончиком ручки по папке. — Нужно зачитать обвинение или сами знаете в чем обвиняетесь?

— Знаю! — спокойно отзываюсь я, поднимаясь на ноги. — Позволите переодеться или прикажете идти прямо так? — с некоторой усмешкой выдавила я.

— Мы подождем вас за дверью, — после недолгого молчания отвечает мужчина, судя по виду моложе меня лет на десять. — Пожалуйста, без глупостей, будьте благоразумны...

— Думаете, я не воспользовалась бы возможностью, если бы она у меня была? — с сарказмом спрашиваю я, приподняв бровь. — Впрочем, можете остаться, мне все равно.

И лёгким движением плеч скинула халат, оставшись в одних лишь кружевных трусиках, а после беззастенчиво улыбнулась, видя, как расширились глаза следака, вознамерившегося посадить меня за решётку. Наивный чукотский юноша, знал бы он, что не ему властвовать над моей судьбой, посмеялся бы. Эти мужчины всегда думают, что что-то решают в этой жизни, а ведь это не так.

Продефелировав в гардеробную, я быстро облачилась в приготовленный костюм-тройку, пренебрегая бюстгальтером, и вернулась в комнату, где меня встретила блаженная пустота. 

"Все-таки сбежал, — мысленно усмехнулась я, оглядываясь, будто бы прощаясь с этим местом навсегда. — Скромный какой".

Я знала, что вряд ли когда-нибудь вернусь домой, ведь меня ждал арест, а после вечная ссылка, откуда не возвращаются. Но мне не жаль, совсем, ведь своими действиями я обеспечила жизнь всей своей семьи. Они будут жить в достатке, а на себя мне плевать. Я не жалею.

*** *** ***

Мне было двадцать семь, когда я только поступила на службу в министерство юстиций под началом министра Началова Петра Алексеича. Это был молодящийся мужчина пятидесяти шести лет со странным чувством юмора и с ежевечным желанием взять от жизни все. Что он, собственно, и делал. А после всему научил и меня.

Поначалу брать взятки и отступные было тяжело. Я всячески пыталась работать на благо людей, хотела сделать их жизнь лучше, а потом поняла, что честность помогает всем, кроме моей семьи. Мы слишком долго жили в нищите, и я не хотела, чтобы мои дети испытали все эти трудности, которые выпали на мою долю. Я хотела, чтобы они получили все, чего только можно желать.

Первую взятку я получила через несколько месяцев после поступления на службу. Петр Алексеич направлял меня, подсказывал, учил, и первые сто пятьдесят тысяч долларов упали в мой портфель, оплачивая счет в дорогущем ресторане, где мы отмечали данное событие всей семьей. И это было здорово. Отличное воспоминание, которое я люблю смаковать в своих мыслях.

Дальше стало проще. Я уже не стеснялась называть суммы, с каждым днем становившиеся все более баснословными. И каждая купюра обеспечивала моей семье безбедное существование. А значит, я все делала правильно.

— Однажды за это придется заплатить, — сказал мне начальник в один из дней. — За все рано или поздно придется заплатить.

— Ну и пусть, — беспечно отозвалась я, складывая пачки пятитысячных купюр в кейс. — Главное сейчас все идет, как по маслу.

Пятнадцать лет моя семья ни в чем себе не отказывала. И благодаря моей запасливости будут жить так еще очень долгое время. Я сделала то, что хотела, а теперь готова заплатить за все свои грехи, которых накопилось предостаточно. Но это будет только моё искупление, моих близких они не тронут, и это самое главное.

Я в последний раз бросила взгляд на картину над кроватью и решительным шагом вышла за дверь, готовая принять наказание. Время пришло. 

Меня закрыли в одиночной камере, и я упала на железную скамейку, прикрыв лицо ладонями. Сейчас можно не корчить самоуверенную леди и побыть самой собой, — слабой женщиной, мечтавшей о более достойной жизни. Можно сказать получилось... для других, не для меня. Но это уже мелочи. 

Завтра-послезавтра мне вынесут приговор, а на следующей неделе приведут его в исполнение. Для таких, как я, уже запущен механизм наказания, а значит, тянуть не станут. Наверное, это к лучшему. Ожидание убивает. Я же хочу, чтобы все прошло быстро, хотя этого и не заслужила.

*** *** ***

— Номер триста сорок четыре ликвидирован, — сказал в трубку седовласый мужчина. — Заказ выполнен. Приступаю к разработке следующего. 

— Вас понял, — ответили ему. — Даём добро на слежку за триста сорок пятым и его последующую ликвидацию.

— Благодарю вас. Позвоню, как всё будет сделано.

В трубке послышались частые гудки. Мужчина открыл записную книжку и вычеркнул имя Елены Михайловны Турлиной, навсегда поставив точку в ее истории. Она и так получила все, что хотела за пятнадцать безбедных лет, пока не перешла черту и не стала угрожать системе, что означало лишь одно — устранение. Что он, собственно, и сделал. 

И так будет с каждым. Таков закон! Их закон!