Дуракам везёт

Дуракам везёт

  – Мрр?
    Кошка лениво приоткрыла изумрудно-зеленый глаз и покосилась на дверь. Она всегда чувствовала появление гостей заранее, извещая о нем за пару мгновений до назойливого треньканья висевшего у входа колокольчика. Чутье не подвело и в этот раз: не прошло и нескольких секунд, как за дверью раздалось смущенное покашливание. Еще через некоторое время подал голос и колокольчик.
    – Открыто, – буркнул Конрад, отодвигая книгу.
    – Здрасссьте...
    Рыжего детину, возникшего на пороге, он, несомненно, видел, но вот вспомнить, как зовут гостя, не получилось. Почему-то это вызвало досаду, хотя Конрад никогда и не пытался запоминать имена то и дело наведывавшихся к нему селян. Сегодня с утра его раздражало вообще все, начиная от жужжания залетевшей в дом пчелы и заканчивая слишком ярким солнцем, которое нахально просачивалось сквозь наглухо задернутые занавески. Ну как можно работать в такой обстановке?
    – Чего тебе?
    Парень потупил взор не хуже впечатлительной юной барышни, взлохматил и без того спутанные вихры и смущенно пробасил:
    – Мне бы того... Зелье. Любовное. 
    Конрад устало вздохнул. Ну конечно. За любовным зельем к нему приходили с завидной регулярностью – не реже раза в неделю, правда, каждый из визитеров понимал под этим названием нечто свое. Интересно, чего желает нынешний гость – подкрепить мужскую силушку, приворожить приглянувшуюся девицу или стать первым парнем на деревне? А может, с этим все и так в порядке, и парень пришел по поручению упомянутой девицы, забеспокоившейся о том, чтобы их любовь не принесла плоды?
    – Конкретнее?
    Детина испуганно захлопал глазами и отступил на полшажка к двери. Ах да, он же и слова-то такого не знает. Решил, небось, что хозяин ругаться вздумал, и сглаза испугался. Креститься хоть не стал – и на том спасибо.
    – Для чего зелье-то?
    – Ну... – снова замялся рыжий, – чтоб девки любили. А то ж окромя Марыськи не глядит никто, а мамка все талдычит, что жениться мне пора... А я не хочу на Марыське!
    Конраду стало скучно. Невыносимо, до оскомины скучно, как становилось всякий раз, когда к нему приходил кто-то из живущих на другой стороне широкого оврага соседей. Он понятия не имел, кто такая Марыська и чем она не угодила так и оставшемуся безымянным жениху, но от подобных историй у него начинали ныть зубы. Радовало одно: по пустякам, вроде расквашенного носа или простуженного горла его не беспокоили. Боялись. Да и как тут не бояться – живет себе в одиночку на краю леса, в село не ходит, по ночам свечи жжет, слова странные под нос бормочет, еще и зверюгу эту завел... Как зыркнет – душа в пятки!
    Словно прочитав его мысли, зеленоглазая бестия поднялась на все четыре лапы и сладко потянулась, изящно выгнув угольно-черную спинку. Парень наблюдал за этим действом с суеверным ужасом. Возможно, он уже сожалел о том, что сунулся в логово страшного лесного чародея и его зверюги, но нежелание жениться на неведомой Марыське все еще удерживало его по эту сторону двери. Что ж, смелость должна быть вознаграждена.
    – Сейчас.
    Нужная склянка нашлась почти сразу, но Конрад еще некоторое время громыхал пузырьками, выставленными на одной из стенных полок в несколько рядов. Добавлял моменту значительности, чтобы гость не подумал, что вожделенное «любовное зелье» – пустяковина вроде отвара ромашки или настоянной на спирту калины. Иначе разболтает, что у чародея от чудодейственного эликсира полки ломятся, а назавтра сюда все село сбежится. 
    – Держи. Пять капель на стакан воды. Умываться утром и вечером.
    Трясущимися руками взяв протянутый ему пузырек, рыжий просиял счастливой улыбкой и впервые взглянул на Конрада прямо.
    – Спасибо, ваше чародейство! Век благодарен буду! А мамка завтра порося режет, так, может, вам подогнать ляжку? И малина у нас уродилась, так что варенья полный погреб... За зиму точно все не съесть.
    – Неси, – милостиво разрешил Конрад, пропустив мимо ушей дурацкое «ваше чародейство». – Только чтоб ляжку пропекли хорошо – не люблю с кровью.
    – Понял, передам! 
– Да, вот еще совет. Поезжай-ка ты в город. Там девок побольше будет, да и деньжат подзаработать не помешает. Ясно?
– Ох, доброго здравия вам да лет долгих...
    – Хватит, иди уже. 
    – Ухожу, ухожу...
    Дверь закрылась, взметнув стайку пылинок, весело затанцевавших в широком солнечном луче. Еще один ненужный гость ушел довольным, обретя, как ему казалось, именно то, за чем приходил. Откуда недалекому парнишке двадцати лет от роду было знать, что бывший лейб-медик, профессор медицины и фармацевтической химии Конрад Бреннер вместо волшебного любовного эликсира подсунул ему всего-навсего средство от прыщей...
    Конрад знал: оно подействует. За пятнадцать лет обитания в этой дыре еще ни один человек не подвергал сомнению эффективность его зелий.
    Пожалуй, это раздражало больше всего.

    Следующий гость объявился после полудня. Конрад как раз закончил переводить с древнетурсийского прелюбопытный трактат о свойствах некоторых редких растений и теперь прибирал на столе, который в зависимости от желания хозяина становился то письменным, то обеденным. Недостатка в провизии Конрад не испытывал: благодарные селяне стабильно снабжали его всем, что росло на их огородах, а также молоком, мясом, хлебом и прочими необходимыми продуктами. 
    – Тебе тоже любовное зелье? – лишь вскользь взглянув на очередного посетителя, бросил Конрад. Куда больше его сейчас занимал запеченный в сметане и укропе карп, доставшийся ему в благодарность за чудесное излечение сына плотника от банальной ангины.
    – Что вы сказали?
    Это было неправильно. Деревенский увалень вроде утреннего лохмача должен был бы оторопело промолчать, проблеять нечто невразумительное или же выдать сакраментальное «Шо?!». Мало того, что в голосе вошедшего не прозвучало священного трепета, характерного для всех поголовно селян, в нем также не было ни малейшего акцента – примеси того неподражаемого говора, который Конраду приходилось слушать без малого пятнадцать лет. Гость говорил на чистейшем рельтийском, и это настораживало.
    Прервав свое занятие, Конрад повернулся и внимательно осмотрел стоявшего у порога юношу. Перед ним был самый обычный паренек лет семнадцати, разве что слегка низковатый для своих лет. Коротко стриженные каштановые волосы, аккуратный нос с горбинкой, чуть скошенный подбородок, недобритый пушок над верхней губой...  Встретишь однажды – не узнаешь, но Конрад и не пытался узнать. Гость не был одним из селян. Помимо правильной речи, его выдавала добротная одежда, сшитая явно по городской моде, и висящий на поясе кинжал.
    – Перепутал с одним обалдуем, – кратко пояснил Конрад, прочитав в зеленых глазах вопрос. – Ну, проходи. Звать-то как?
    – Эрих, – сухо представился юноша. 
    – И зачем ты пришел, Эрих?
    Быстрого ответа он не ждал. Парень держался слишком холодно, но не нагло и не надменно, а значит, скорее всего, пытался скрыть волнение. Подобные гости случались у Конрада крайне редко – в деревеньку с чудесным названием Гнилушки даже торговцы заезжали не чаще раза в месяц, а уж путники поприличней и вовсе обходили забытое богом село десятой дорогой. Лишь изредка сюда заворачивали одиночки из тех, у кого захромал конь или кончились дорожные припасы. Некоторых из них Конрад лечил от подхваченных в лесу хворей, остальных же расспрашивал о том, что творится в большом мире. Однако Эрих не походил ни на больного, ни на спешащего поделиться новостями болтуна. 
Как он и предполагал, державшийся безупречно юноша после его вопроса стушевался и принялся шарить взглядом по ничем не примечательному полу. Решив оставить Эриха наедине с его терзаниями, Конрад пожал плечами и продолжил убирать со стола драгоценные свитки, за многими из которых вот уже много лет безуспешно охотились лучшие библиотеки Рельтии.
– Может, за стол присядешь сначала? – видя, что гость продолжает подавленно молчать, Конрад проявил несвойственную ему любезность. Глядишь, на сытый желудок разговорчивей станет, а припасов у него при желании на дюжину таких, как Эрих, хватит.
– Благодарю, – слишком поспешно согласился юноша. 
– Тогда накрывай. Вот скатерть, вон тарелки, а я в погреб...