Душа викинга

Предсказание

Умила, дочь Гостомысла

….За 26 лет до….

Девчонка была очень напугана. Её лицо искажал не просто страх, а первобытный, оцепеняющий ужас. До этого момента Умила не представляла к чему именно ей готовиться, но теперь, увидев обнаженную фигуру свирепого война, ставшего её мужем несколько часов назад, она поняла, что самое страшное еще только предстоит пережить.…

Когда варвары, прибывшие из-за широкого Северного моря, набросились на земли её отца - Славного война Гостомысла -,то она и подумать не могла, что станет откупом в жестоком мужском мире. Умила была младшей из дочерей Новгородского князя; она не отличалась ласковым характером, скорым умом, крепостью здоровья или особенной красотой. Её невысокая мальчишечья фигурка была худой и какой-то угловатой, бледное личико казалось болезненным из-за впалых щёк и больших синих глаз, в которых отражалась неизвестная тоска, а робкий голос был до того тих, что напоминал шелест листьев. Свои густые русые волосы - единственное украшение - она умело заплетала в тугую косу, надевая сверху тонкую косынку. В отличии от своих старших сестёр, Умила не искала подруг и друзей, не засматривалась на юношей, не жила девичьими мечтами и радостями. Младшую дочь Гостомысла интересовали лесные травы и полевые цветы. С наступлением рассвета она убегала в лес и пропадала там до прихода темноты, изыскивая и собирая ей одной понятные и нужные растения. Вот и в тот день, когда мечи и топоры северян были направлены против новгородских земель, Умила искала уединения среди древних великанов, раскинувших свои могучие ветви-руки так широко, что высокое солнце не могло пробиться к земле.

Дым, поднявшийся над городом её отца, заставил девушку спешно вернуться домой, где она и узнала о нашествии варваров. Умила вбежала в терем князя беспрепятственно, с ужасом наблюдая присутствие жестоких мужчин. Варягов, о которых раньше ей приходилось только слышать, было много. Высокие и крепкие, с оружием в руках, не для убийства, но для устрашения, они стояли плотным кольцом в расписной палате новгородского князя. Люди Севера пугали своей свирепостью и кипучей злобой, которая исходила от их напряженных фигур. Мать девочки была бледна, как молодая луна и сдержана, как робкая рабыня, что было несвойственно её горячей и импульсивной натуре. А всегда решительный и воинственный отец, в чьих руках гнулось железо и крошился камень, устало и отрешенно смотрел на огонь, пожирающий идолов его племени. Северяне осквернили его веру, веру его народа, предав пламени деревянные изображения Сварога, Перуна, Велеса. Большого количества жертв не было, что казалось особенно странным, ведь люди Севера никогда не проявляли милосердия. Они наступали неожиданно и очень жестоко, не щадя те племена, чьи земли подвергали разорению и грабежу. Несмотря на их явное силовое превосходство чужаки не убили князя и его окружение, не подвергли разорению и погрому его земли, не сожгли дома, избы и торговые лавки его города, не считая публичного поджога религиозных святынь новгородцев. Чужаки пришли с другой целью, и очень скоро девушка узнала об их истинном намерении.

В центр зала, заполненного новгородцами и варягами, выступила горбатая женщина, чьё лицо скрывали чёрные, как Вороново крыло, волосы. В её руках была большая круглая луковица, из чрева которой пробивался зелёный росток. Она шла шаркающей походкой из-за сильно деформированных изогнутых ног, её худое тело было обёрнуто, словно в кокон, в тёмную ткань, плохо скрывающую её обнаженные груди и костлявую спину. Женщина была отталкивающе безобразной, но мужчины Севера, во главе с их представителем - Годославом Жестоким - смиренно расступились перед ней. Неизвестная села на свои изувеченные ноги и свободной рукой откинула волосы себе на спину. Её некрасивое лицо было развёрнуто в сторону Умилы, с ужасом рассматривающей уродливую фигуру пугающей гостьи. Но хуже всего был голос той, которая продолжала держать луковицу в руке.

Горбатая ведьма

-Мы прибыли из-за Северного моря, - медленно и зловеще, словно старое скрипучее колесо, заговорила она на славянском наречии, - чтобы исполнить волю богов. Наш конунг сохранит ваши дома, земли и жизни и возвысит ваш род, забрав девочку, что станет матерью великого Северянина. Мне пришло видение, подкрепленное знаком. - Женщина выставила руку вперед, демонстрируя луковицу с молодым побегом. - Я видела, как из чрева молодой славянки, - провидица ткнула пальцем в сторону изумленной Умилы, - прорастёт могучее дерево, крепкие ветви которого покроют обширные земли, равных которым не было и не будет…. Дочь новгородского князя должна стать женой северного конунга, который вольёт в её хрупкое тело своё сильное семя. Славянка родит не просто война, но великого мужа, способного создать крепкий род и возыметь великую славу….

Предсказательница говорила что-то ещё, но мысли младшей дочери Гостомысла путались, и она не разбирала слов. В её голове стучали барабаны, не давая ей сосредоточиться. Умила видела, что все в хоромах новгородского князя с любопытством и удивлением смотрят в её сторону, ожидая чего-то.…. Отец всё решил за неё.

***

Годослав Жестокий

Ей ничего не успели рассказать и объяснить перед свадьбой, и ещё детское тело Умилы было не готово к предстоящему. Годослав приблизился к стройной фигурке девушки вплотную и пальцами коснулся её подбородка. Она вздрогнула и зажмурилась. Взрослый супруг бережно распустил длинную косу своей юной жены и неспешно стал расчесывать её русые волосы деревянным гребнем. Умила недоверчиво открыла глаза, чтобы внимательнее рассмотреть грозного война. Он был большой и широкий, словно медведь, с золотистыми волосками по всему телу. Крупную голову конунга украшали тёмные с проседью волосы, доходящие до середины спины. Его небольшие чёрные глаза смотрели без ярости и злости, а с неожиданной нежностью и любопытством. Годослав не был жесток со своей нареченной, но был недостаточно терпелив с ней. Не получая согласия, но и не чувствуя сопротивления, он стянул с девушки нарядный сарафан и начал бесцеремонно изучать её худенькую фигурку. Его крупные шершавые руки обжигали её тонкую кожу. Мужчина внимательно осматривал и ощупывал её худой животик, пальцами касался её тонких рёбрышек, ключиц, грудей. Он не скрывал удивления от её худобы и почти полного отсутствия женских округлостей.