Душехранители

Глава 1

Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением,
а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое.
Ф.С.Фицджеральд

— О мой бог! У Эминема уже три часа, как вышла новая песня, а я только об этом узнала!
И, не дожидаясь нашей насмешливой реакции, Влада быстро заткнула уши наушниками.
— Кажется, мы ее потеряли.
Я тяжело вздохнула и откинулась на стуле. В столовой занята добрая половина столиков; среди людей вижу пару-тройку знакомых и делаю вывод, что далеко не все из нашего лекционного потока считают правоведение увлекательным. Мы тут по этой же причине.
— Между прочим, у Би-2 тоже полно хороших песен, — фыркнула Женя.
— А Нервы? ЛСП? — всполошилась Ирма.
— Ариана Гранде, — поставила точку Камилла.
Не знаю, почему мы все еще живы и держимся вместе. В институте полно людей, даже иностранцы ходят туда-сюда, ловя ртом снежинки, а мы все никак не оставим друг друга, хотя каждая готова порвать вклочья за свои музыкальные предпочтения.
— Аллегрова, — сказала мне однажды Милла. — Если бы ни они с Киркоровым, боюсь предсавить, что было бы.
На самом деле, да. Стоит нам остаться у кого-нибудь в комнате, мы заводим свою шарманку, пытаясь перепеть всю отечественную эстраду. Бедные соседи.
— Двести девяносто девять слов за тридцать секунд! Новый мировой рекорд! — ожила Влада. — С ума сойти!
— Ну да, ну да. И кому же принадлежал прошлый рекорд?
— Э-э... ему же.
— Клево, — хихикнула Ирма.
— Отстань.
Мы умолкли, пережевывая сухие бутерброды.
Пятница прекрасный день. Всего три пары и домой. Ну, для меня уже две, а на последнюю — физ-ру— я вообще не собиралась. Из нашей компашки здешняя только Камилла. Остальных жизнь раскидала по пригороду. Я живу дальше всех. Ехать два с половиной часа. Иногда, когда трудно успеть на электричку, мне приходится покупать билет на автобус. И сегодня, кажется, именно такой день.
Девочки начали рыться в сумках, а следом вывалили на стол кучу каких-то листков. Я лишь расслабленно наблюдала за этим, уверенная в том, что, как всегда, все приготовила заранее.
— Бли-ин, — протянула Женя, — я заяву забыла. Ань, у тебя нет?
— Стоп, какую заяву?
Интерес пересилил, поэтому я тоже склонилась над столом, изучая множество распечаток. Среди философии и детской литературы, мне удалось откопать заполненный бланк заявления. Что-то из разряда "прошу Вас допустить меня к посещению факультативных дисциплин" и так далее.
— Неужели у самой мадам Идеальность промах? — решила поддеть Камилла.
На секунду я поморщилась от ее обращения, но следом отмахнулась:
— Просто ходить не буду.
— Удачи. Надеюсь, завкафедры не будет подстерегать тебя в темном переулке.
Влада стукнула девушку в плечо, призывая замолчать. Та лишь закатила глаза в ответ.
На самом деле, мы даже не подруги. Скорее, знакомые. Держимся вместе из-за желания не казаться одинокими. Это глупо, но это одна из нитей, обмотанных вокруг нас. Она самая прочная. Мы все заменяем друг другу подруг, сестер, иногда мам. Просто так надо, пока мы не привыкнем. Каждая знает и молча принимает это.
Однако, мы не ценим друг друга и из-за этого иногда вылетают довольно колкие и обидные вещи.
— Скоро звонок, — оповестила всех Ирма. — Идем?
— Господи, я на платке, а все равно таскаюсь каждый день в этот универ, — снова завела шарманку Милла. — Они меня на руках должны носить!
— Секрет тебе открою, дорогая: всем плевать, сколько бабла твои родители переводят на счет уника, — осадила ее Женька, кажется, уже в сотый раз за последние пару дней. — Если ты вылетишь — пойдешь лесом отсюда.
Кэм цокнула и, тяжело вздохнув, начала собираться.
Она не стерва на самом деле. Иногда даже бывает милой, но временами ее заносит и она начинает вспоминать своей богатенького папашу, который вечно затыкает всем рот. Мы смирились. Гены.
— Я все еще предлагаю свалить, — напомнила Ирма. — Зачем нам вообще нужна зарубежка? Мы в школе проходили только Шекспира и то никто не читал.
— Она ставит баллы за посещение.
Это выпалила Влада и быстро начала что-то тараторить себе под нос. Не удивлюсь, если уже заучивает новый текст Эминема, потому что прошлый его рекорд она знала наизусть.
Камилла вот постоянно сыплет фразами из переводов песен Арианы. Иногда это раздражает, потому что все, что она говорит сводится к одному: «Деньги меня любя-ят и это взаи-имно!»
— Папуля тебя любит, — фыркнула как-то Женя.
И я не могу с ней не согласиться.

***
Преподша — пожилая дама, которая засыпает на каждом слове и ставит автомат, если кто-то успеет за пятиминутный перерыв сгонять в кофейню через дорогу и притащить стакан ее любимого кофе. За это ее прозвали Люваком.
— Боже, боже, боже, боже… мне всегда с вами трудно было, а сейчас особенно. Неужели никто не читал «Джейн Эйр»? — аудитория, в которой находилось по меньшей мере человек пятьдесят, смолкла. — Ладно. Кто автор?
Молчание.
Лювак тяжело вздохнула и покачала головой:
— Кто читал «Фауста»?
Моя рука метнулась вверх. А глаза-пуговки Лювака с надеждой метнулись ко мне.
— Учитесь честно достигать успеха, — мечтательно процитировала женщина. — И привлекать благодаря уму. А побрякушки, гулкие, как эхо…
— Подделка и не нужны никому, — закончила я.
Кажется, теперь на меня смотрели пятьдесят пар глаз. Причем, разинув рты. А Преподавательница довольно улыбалась.
Влада толкнула меня и вопросительно подняла бровь, мне оставалось лишь пожать плечами.
Я не виновата, что с десяти лет вместо Толстого или какой-нибудь Барто моей настольной книгой был «Фауст». В оригинале. От корки до корки сотню раз, лишь бы grand-mère  была горда потомком. И не важно, что она француженка, а он немецкий писатель. Главное — языки.
Лювак, уняв свой восторг, начала сыпать другими вопросами, но я не слушала, потому что полностью ушла в воспоминания.
Когда мне было одиннадцать, я в идеале владела французским, на котором разговаривали дома, и кое-как понимала по-английски, ведь к этому обязывала жизнь на окраине Европы. Родители были помешаны на литературе, бабушка — на искусстве, а я была ребенком. Каждый вечер после изнурительного домашнего обучения мне хотелось, чтоб со мной поиграли в прятки, чтоб кто-то затопил камин в гостиной и разлил всем чай, но единственным моим развлечением была огромная библиотека, вмещающая в себя научные книги, романы, фантастику, приключения, пару глобусов и огромное древо семьи во всю стену. Этот дом был нашим из поколения в поколение. Каждый уважающий себя Шеро́ должен был чтить память и ухаживать за вековой развалюхой, но уже с одиннадцати лет я понимала, что мои родители — последнее такое поколение.
Всей душой я ненавидела это поместье. Оно двухэтажное, мрачное, со скрипящими половицами и прогнившими досками. С когтистыми канделябрами и пугающими зеркалами в деревянные рамах, с большой обеденной, украшенной огромной хрустальной люстрой, и крошечной кухней, где невозможно развернуться, если твои бедра больше семидесяти сантиметров. В каждом углу для ребенка обязательно найдется чудовище, желающее утащить его в подвал, а за каждой закрытой для меня дверью — ужасные комнаты пыток.
Ни в коем случае мои родители не были ужасными людьми. Они просто уделяли мне крайне мало внимания, постоянно отсутствовали и безутешно рыдали не тогда, когда я ушла из дому на пару дней, а когда эта развалюха сгорела дотла.
Бабушку тогда забрали в больницу; через пару недель она скончалась. Тогда родители забрали меня на родину какого-то там предка в десятом колени и теперь мы осели здесь.
Пару раз я подслушивала их разговоры. Оказалось, у папы были проблемы на работе и они точно уверены, что какой-то Роджерс устроил поджог, только вот его и след простыл после произошедшего.
Теперь вместо Шеро́ мы стали Севастьяновыми, но на сохранении имен отец все же настоял. Теперь мы Макэ́р, которого называют Макаром, Айрэн, которую изменили до Иры, и Аннет, она же Аня, Севастьяновы. Смешнее не придумаешь.
— Так, вы либо ее толкните посильнее, либо пусть и дальше зависает. Никому же домой не надо, правда, Жень? — вернул меня в реальность голос Ирмы.
— Что?
Передо мной, вместо пугающего прошлого, оказались четыре знакомые девушки. Все, как паровозы, пыхтели и готовы были меня покусать.
— Ничего. Подъем, рота. Нам через полчаса нужно быть на автовокзале, а ты рассиживаешься.
Вскочив с места, я понеслась к выходу. За мной, еле поспевая, еще трое, только Камилла, демонстративно рассматривая ногти, медленно плелась сзади.
— Увидимся в понедельник, — бросила ей Влада без особого энтузиазма.
— Ага, — отозвалась та.
Через пятнадцать минут мы дружно тряслись в маршрутке, вылетая с мест на каждом повороте, а через тридцать стояли на платформе, нервно сворачивая и разворачивая билеты. Вскоре я проводила девочек и осталась одна.
Хочу ли я домой? Пятьдесят на пятьдесят. С одной стороны, это круто полежать в своей кровать, своей комнате и походить в своей домашней застиранной до дыр пижаме, а с другой — одиноко. Родители снова будут на работе допоздна и мне придется довольствоваться обществом толстого рыжего кота, который с самого нашего появления в этом доме меня терпеть не может.
Кажется, единственное, зачем я езжу домой — взять новые книги. Учиться на факультете романо-германских языков и литературы приравнивается к постоянному чтению, что, в общем-то, было моей единственной радостью в процессе обучения.
— Микроавтобус до Лихаево прибывает на третью платформу, — заговорила женщина в громкоговоритель. — Будьте внимательны: микроавтобус до Лихаево прибывает на третью платформу.
Лихаево. Крошечный город, до которого и автобус, и электричка ходит только два раза в день. И то, не до него, а через него с остановкой всего в минуту. Не знаю, почему наши знатные предки выбрали именно его, но уверена, что без залежей бесценных книг там дело не обошлось.