Два слова о любви

Глава 12.

Была пора отпусков и дач. Накануне выходных столица приобретала очень характерный вид: все как один становились озабоченными отдыхом и  устремлялись из города. И те, кто был за рулём, и те, кто пользовался общественным транспортом, все двигались к одной цели – за городскую черту.

Глеб поэтому и не любил это время года, что приходилось трястись в электричке в жару, в столпотворении, среди людей, сумок и баулов. Но нужно было помочь родителям на даче, и он скрипя зубами влез в вагон, примостился недалеко от выхода, куда на станциях залетал слабый ветерок, даря надежду, что на улице лучше, чем внутри.

Совсем скоро стал слышен разговор двух парней, что устроились где-то за спиной. Один другому говорил:

- Ну так пять раз, представляешь?! Три раза с ней, а потом на утро, пока она в магазин побежала, ещё и с её квартиранткой. Я ей денег дал, говорю: «Пельменей хочу – умираю! Только купи к ним не майонез, а соус!» и называю ей соус, который не в любом магазине есть. – Парень захихикал. И так неприятно смеялся, что Глеб даже обернулся посмотреть: как можно с таким приятным голосом так неприятно хихикать. Но рассмотреть говорившего не получалось – вагон был забит под завязку.

- Ей, конечно, побегать пришлось, а у меня время было, - и опять так мерзенько «хи-хи». – Деваха там такая была, ух! Буфера – во! Я у неё телефончик взял. Хочешь тебе дам?

Другой парен, по голосу постарше, ответил:

- Да ладно, зачем?

- Ну так пять раз же! Может и ты хочешь?

- Да ну тебя. А жениться что, не тянет она тебя?

- Нет, - первый хмыкнул насмешливо, - я чуть что обижаюсь. Она и не лезет тогда. Боится потерять. 

- Так ты же говорил квартира у неё?

- Ну квартира. Я ещё свободы хочу, не нагулялся. На посёлке ещё бабёнка есть, только она с ребенком. К ней так часто не заскочишь, как к этой. Она, конечно, побойчее, ну в смысле этого самого, - опять это неприятное, какое-то шакалье хихиканье. – Не как эта, не бревно. Но там и перспектив нет: и жрать она не так вкусно готовит, и жильё - комнатёнка. Вот заделаю этой ребенка, тогда женюсь, и она от меня никуда со своей квартирой не денется. А так пять раз, слышь, за сутки, а?

Глеба передёрнуло от омерзения, и он опять обернулся посмотреть, кто же это обсуждает такие подробности в многолюдном вагоне. Но опять не увидел. И когда разговор стих, стал внимательно присматриваться к выходившим мужчинам, пытаясь угадать, кто из них мог это говорить. Но разве догадаешься?

Мелькнул на выходе парень, показавшийся знакомым. Глеб долго думал, кого же он напомнил, но только идя от платформы пригородного поезда к домику родителей, понял – чем-то этот парень напомнил ему Славу, Лолкиного парня.

Это было мучительно – предполагать, что какой-нибудь негодяй вот так может обсуждать его сестру с кем попало, что обманывает её с другой, что сморит на неё как на товар – хорошо ли готовит, сколько раз за ночь удовлетворяет, есть ли у неё квартира… Его маленькую сестричку, его глупенькую Лолу кто-то может обманывать, цинично использовать?..  От этого всё в его душе переворачивалось и протестовало.

А вдруг этот парень в электричке и есть тот наглый Славка? И Глеб почувствовал  себя виноватым перед сестрой. Из-за того, что был  груб с ней тогда, когда только приехал с практики, и теперь – что, возможно, именно из-за него она встречается и даже живет с подобным ничтожеством. И что, может быть, он её обижает, а она стала в позу обиженной девочки и на помощь не позовёт, даже если будет очень нужно. Это встревожило, заставило обеспокоиться, и Глеб пообещал себе встретиться с сестрой и ещё раз обстоятельно с ней поговорить.