Два слова о любви

16.3

Таня перехватила совсем уж хмурый взгляд бабушки и неверяще уставилась на соседа.
- Это вы ко мне что ли сватаетесь?
Мама цвела счастливой улыбкой. Прямо новогодняя ёлочка в огнях, так и переливается.
- Ну да, - довольный её сообразительностью снова улыбнулся Гоша. - Да и чего это ты со мной на вы? Мы с тобой почти ровесники.
Таня только моргнула - ничего себе ровесники! Немолодой такой  жених, ровесничек...
- А что ж раньше не приходили свататься? - Таня не могла, да и не хотела переходить с соседом на ты, а его сальная ухмылочка, знаменитый склочный характер и редкостная прижимистость, которую  он сам характеризовал как хозяйственность, раздражали и раньше, а уж сейчас... 
- Так ты раньше бы и не согласилась. А так - не нужная никому испорченная девка с ничейным ребенком. На тебя уже никто и не позарится. Девчонка твоя вон подросла уже, мешать сильно не будет. Ты же её в сад отдашь не сегодня-завтра. А там, говорят, и круглосуточная группа есть. Так что да... - протянул Гриша задумчиво глядя в потолок и предвкушающе улыбаясь. Видимо, соображал каково будет жить семье, если ребёнка сдать в круглосуточный детский сад. - Мне-то хозяйка нужна! Кто-то же должен готовить холодец из поросёнка?
И Гоша рассмеялся своей странной шутке. Смех у него тоже был неприятный - тонкий и визгливый.
- С холодцом я пожалуй даже понимаю. Ну а кроме этого для чего вам ещё нужна жена? - как можно спокойнее спросила Таня, сдерживая что-то нехорошее в груди. Оно разрасталось, как большой гнойник - медленно, но верно. Визгливый бабий голос продолжал вещать: 
- Ну как? Хозяйство же у меня, помощница нужна. Опять же, зарабатываешь ты хорошо, а вместе всегда легче тянуться. Ну... Огороды можно будет объединить. А? - и посмотрел радостно, будто предлагал золотые горы. - Хозяйство разведём побольше. Индюшки хорошо идут, я слыхал. Детишек может нарожаешь мне. Только пацанов, а?
И подмигнул так, что Таню затошнило. Она сдержанно проговорила:
- Я подумаю. -  И встала со словами: - Извините, сейчас мне ребенка пора укладывать.
Подхватила Катюшу, вышла из кухни.
Таня купала дочку, вытирала, одевала в пижаму, укладывала в кроватку, заворачивала в одеяло, сидела рядом, гладила по голове, но все никак не могла сказать и слова. Да и Катюша ввела себя непривычно тихо, послушно поднимала ручки, когда было нужно, поворачивалась, молчала, сопела, не капризничала.
Так и уснула без тысяч привычных вопросов обо всём на свете. А у Тани не проходила внутренняя дрожь, накатил какой-то неясный страх. Да такой, что было трудно дышать. Вышла она из комнаты, чтобы помочь матери прибрать на кухне уже когда голос Гоши давно затих и, судя по звукам из ванной, уже и Вовка помылся и пошел в кровать. А она всё не могла совладать с дрожью.
А когда вышла, не обрадовалась. Счастливая мама порхала по кухне, наводя порядок. Одно это уже могло встревожить: мама и уборку делает? С её рассеянностью недомытые тарелки в шкафчике, грязные кастрюли на плите и мусор на полу были обычным  явлением, потому Таня любила сама наводить порядок и убирать. Но мама прямо порхала, напевая что-то себе под нос, а увидев Таню, обрадовалась, засияла улыбкой. 
- Танечка, счастье-то какое!
- Какое? - Тане не нравился этот нездоровый энтузиазм.
- Замуж выйдешь, будешь как все! Гриша неплохой вариант! И сам пришел, представляешь? Богатый опять же! В Москве клиенты у него! 
- Мама! - удивление, возмущение, чувство одиночество. А ещё боль, боль от предательства. Всё это тугой, плотной болью  заклубилось в душе.  
Мать обернулась к ней, явно не понимая.
- Мама, ты с ума сошла?
- Да что такое, дочка? - мама стояла растерянная, в своем смешном фартуке с принцессой, немного растрёпанная, маленькая И Таня опять мимолетно отметила, что хоть фигура матери и оплыла, потеряв девичью стройность, но всё же была не такой круглой, как у дочери.
- Мама, ты серьёзно считаешь, что я должна выйти замуж за этого... нашего соседа?
Мама растеряно опустилась на табурет.
- Но ведь он предлагает... У него хозяйство, - по-детски хлопала она глазами, - деньги водятся. Вон он хвастался на той неделе, что хочет "Калину" новую брать. 
Таня присела по другую сторону стола, чтобы видеть мамины глаза. 
- Мама, его предложение оскорбительно, - тихо проговорила, пытаясь сдержать усилившуюся дрожь. 
- Да что же тут оскорбительного? Человек тебя замуж зовёт! Состоятельный, к ребёнку вот хорошо относится.
- К ребёнку он не относится, - тихо проговорила Таня, пытаясь увидеть понимание в глазах матери. - Мама, это гадко вот так говорить, что я старая, никому не нужная баба с прижитым на стороне ребенком.
- Ну это же так и есть! - воскликнула мама. Она удивилась недогадливости дочери, а дочь... Дочь поняла, что её чувства не лгут - мать ей не друг, и это действительно оплеуха и предательство.
- Таня, всё правильно. Не стоит за такого идти. А ты, Томка, дура, если будешь настаивать, выталкивая дочь за первого встречного! 
Таня послала бабуле благодарный взгляд - хоть кто-то её понимает в этом доме и поддерживает! А мама разрыдалась как девчонка: 
- Вы!.. Вы!.. Это вы сами дуры! Я дочери добра желаю! где она ещё такого мужа найдёт?! Вы подумали? Вот такая! - и тыкала в Таню дрожащим пальцем, рисуя в воздухе что-то напоминающее круг. - Да ещё и с Катькой! Пойдёшь за него, и всё! Это моё последнее материнское слово! Поняла?! - Она кричала, некрасиво напрягая мокрое красное лицо. - А то и вовсе выгоню! 
- Значит так, Тамара. Татьяна взрослая уже, сама решит, за кого ей идти, а за кого нет. И из дома её не выгонишь. 
- Ещё как выгоню! - кипятилась мама, размахивая своими маленькими ручками.
Бабушка тяжело глянула на неё и сказала:
- Дом мой, значит, мне и решать кому тут жить, а кому нет. 
Мать тяжело дышала, рассерженная и злая, Таня редко видела её такой. Она так мерилась взглядами с бабушкой, но так и не смогла ничего сказать, выскочила из кухни, забыв снять фартук.
Таня ещё какое-то время сидела молча, разглаживала салфетку, что всю измяла в руках за время этого разговора, кусала губу. На бабушку не глядела. Бабушка тоже молчала. А потом тихо пробормотала:
-  Я лучше на внучку дом перепишу. Не дай Бог такой дуре достанется.
Вздохнула длинно, тяжело. Потом пересела к столу.
- Внученька, Танечка, сделай-ка чаю. С мяткой. Нервы надо успокоить.
Пили чай молча. Таня переживала, снова вспоминая мамины слова. Она давно не чувствовала той любви, что  была в детстве, когда её обнимали и подбрасывали на ручках, щекотали, смеясь с ней вместе. Сейчас она и не ждала, чтобы её носили на руках, но не было даже элементарного понимания. Или хотя бы попытки понимания, потому что мамины ультиматумы с указыванием на дверь - это уже совсем плохо. Сегодня угрозы, завтра и в спину вытолкает. Нет, бабуля заступится, конечно, без крыши над головой не останемся, но тем не менее.... Услышать такое от матери - ужасно! 
Бабушка тоже молчала. Пила чай, уставившись в одну точку.
- Ба, я правда толстая уродина? - спросила Таня тихо и невнятно из-за сдерживаемых слёз.
Бабуля глянула на неё с непониманием, а потом недовольно сморщилась.
- Твоя мать записная дура. Она бы сама за Гришку пошла, да он, боров толстый, вишь на молоденьких заглядывается. Не думай про неё.
- Да как же не думать, когда она мне такое говорит! - Таня всё же не выдержала и заплакала. - Будто у меня и сердца не должно быть, если толстая!
Бабушка недовольно посмотрела на внучку.
- Ты толстая? Успокойся! Что тогда про тётю Любу говорить? 
Тётя Люба была одна их соседок по улице. Ужасно полная, ходившая как утка - переваливалась, пыхтела, как паровоз. Только что пара не выпускала. При её росте в полтора метра весила она килограмм сто тридцать, и потому излишек веса свисал безобразными складками и портил жизнь неплохой в общем-то женщине, не говоря уже про сердце и суставы, которые под лишним весом просто задыхались.
Таня махнула рукой - тёте Любе уже лет лет и памяти нет, а ей, Тане, ещё и тридцати нет. Вот и Гоша, чтобы ему вечно в огороде буквой зю стоять, наговорил!..
Бабушка встала и подошла к плачущей Тане.
- Дочка, не сдавайся, ты не должна, слышишь? Не должна выходить за него замуж, - гладила шершавой рукой по волосам, утешая внучку как в детстве. - Ты сама должна решить!
- Ба, - Таня подняла заплаканные глаза на бабушку, - ну ведь он же меня оскорбил! Разве нет?
- Оскорбил, - опять тяжело вздохнула бабушка. 
- Даже если бы я хотела обратить на него внимание, то как после такого?!
Бабушка прижала её к себе и снова гладила по волосам. 
- Танечка, дочка, не расстраивайся. Нет и нет. Ты никому ничего не обещала. Да если бы и обещала... Не плачь! Зачем он нам такой?