Два слова о любви

17.2

А Глеб тревожно думал, о том что это за Таня такая из Лолкиных многочисленных подружек ? Не та ли Таня, что... Ну с помощью которой тогда он смог выйти из депрессии? Не та ли, что показала ему любовь, а потом сильно его разозлила?  Он уже забыл что стало причиной его злости, почему тогда хлопнул дверью. Да что там о причинах говорить,  если Глеб вообще до странности легко забыл это событие своей жизни! Слишком быстро и легко забыл, а вот теперь почему-то вспомнил.
Неприятно было прямо сейчас понять, что забыл - это неправильное слово. Он просто вытеснил - психологию он всё же в университете не просто так учил - неприятные воспоминания из памяти. И неприятным тут было вовсе не общение с той невысокой, но невероятно отзывчивой и душевной девушкой. Эта часть воспоминаний как раз частенько отзывалась в нём лёгкой, но такой эфемерной ностальгией...
И неприятными эти воспоминания были не потому, что относились к трудному периоду его расставания с Дашей. И не потому, что ему было больно вспоминать причины его обиды на Таню, нежную девушку с мягкими ладонями. Ему было больно, что он не разобрался, не дал ей, да и себе, шанса выяснить причины, и скорее всего, сильно обидел девушку. Почему-то сейчас он почувствовал себя виноватым.
В те несколько чудных дней, когда ласковое прикосновение и барахтанье в постели, горячий борщ и тёплый чай после прогулки по холодным улицам, весёлый смех и азартное, хоть и немного несмелое "Да! Давай!" в ответ на любое его "А давай?..", он понял, что Даша - просто какой-то уродец с её странной болезненной привязанностью, с зацикленностью на совершенно диких вещах, на нежелании чего-то домашнего и уютного. Он понял, что это всё может быть по-другому, именно так, как нравится ему. И так, как нравится ему, может нравится и женщине.
А он тогда не стал искать понимания, психанул. Может первые в своей сознательной жизни позволил себе психануть, расслабиться. Сейчас даже не мог понять - почему? Обиделся? Испугался чего-то?  Чего?! А потому вытеснил из памяти, забыл... 
Он теперь напрягал память, но не мог вспомнить, на кого училась та Таня, жгучая брюнетка с нежными руками? Откуда она была? Из этого ли Озёрного? Или, может, откуда-то из других краёв? Но и спросить толком у Лолы не мог, потому что тогда, в те несколько сказочно прекрасных дней, не интересовался ничем из прошлого, из её прошлого.
- Лол, а может, я погуляю где-то по городу, пока ты подружку навестишь? Вот вместе с Ромкой погуляю? А ты заглянешь в гости?
- Да ладно, Глеб, не нервничай, мы просто придём, поздороваемся, отдадим тортик...
- Нет, сядем и выпьем водки! По стопочке! За встречу! - прервал её Ромка. Рожа у него была строгая, но, если присмотреться, было понятно, что он немного переигрывает. Только вот присмотреться было некому: Лола пыталась лупить Ромку атласом, снова извлечённым из недр бардачка, а Глеб опять медитировал на заднем сиденье с самым что ни на есть отстранённым видом.
- Так, стоп! - строго приказал Ромка. И Лола неожиданно перестала драться, подчинившись его деловому тону. - Ты, Глеб, сориентируйся здесь. Мы где-то рядом, но я, сам видишь, не могу понять, где опять напутал, а мы с Лолкой пойдём за водкой сходим.
- За тортиком! - взвизгнула Лола и стала поспешно открывать дверцу, чтобы Ромка, уже открывший свою дверцу, не убежал без неё  в ближайший гастроном и не купил какого-нибудь непотребства. - Глеб, надеюсь на твою интуицию и острый ум. Встречаемся тут, возле машины.
Глебу не хотелось никуда идти. Ну по разным причинам не хотелось. Ещё день на дворе, может никого не быть дома. Но люди могут быть заняты своими делами, а они тут, гости трижды не званые, вламываются к незнакомым почти и "Здравствуйте, я ваша тётя!"... Но была ещё одна причина, настоящая: а вдруг это та самая Таня?
Но Глеб не позволил себе трусить: проверил в кармане ли его мобильный,  вылез из машины и захлопнул дверцу. Где-то тут должна быть улица Фучика. И он пошёл её искать.
У случайного прохожего спросил как пройти, и пришлось немного вернуться, а потом свернуть.
Впереди шла маленькая девочка, которая смешно разговаривала с мамой. И Глеб даже замедлил шаг, настолько она кого-то ему напоминала запрокинутой вверх головой, белыми локонами, в которые скручивались хвостики, смешно сложенные уточкой губы. Малышка говорила смешным детским говором, но смысл он улавливал.
- Мама, а когда папа плиедет? 
- Не знаю, доченька, - мама тяжело вздохнула. - Теперь и не знаю даже.
- А ланьше плиезжал?
- Нет, он не знает, что у него есть такая замечательная дочка.
- А, ты ему хочешь подалок сделать? - с понимаем протянула кроха, и большие белые банты запрокинулись чуть не на затылок. И он вспомнил! Вспомнили и заулыбался - эта девочка была жутко, ну просто до боли, похожа на Лолку. Всё в ней было как в той маленькой Лолке, которую он так любил.

Глеб очень хорошо помнил тот день, когда понял, что очень её любит. Это было первое сентября, он как раз пошел в школу. Сегодня был первый день, когда он с цветами в нарядном новом костюме пришёл в школу, такой важный, солидный парень-первоклассник. Уроков не было, и он ужасно сожалел, что прекрасный портфель, солидного темно-синего цвета, пришлось оставить дома. Он бы совсем взрослым был с ним...
А тут ещё мама сказала идти с Лолкой домой, пока она забежит в пару магазинов... Знал он эту пару магазинов - как уйдёт часа ан два, а ты возись с этой приставучей девчонкой - но посморкай, то на горшок, то водички попить, то ещё что-нибудь придумает, лишь  бы отвлечь его от его важных дел.
Вот и тогда она подпрыгивала рядом, как та маленькая стрекоза, что топала впереди и так же засыпала его вопросами. Только его Лолка выспрашивала таким же смешным, будто мультяшным, голосом о том, что такое школа, и как там учиться, и возьмёт и он её с собой в класс завтра, и красивая ли учительница.
Он шел тогда и злился. Ему казалось, что он выглядит по-дурацки, волоча за собой такую малявку, он, солидный первоклассник!.. Казалось, что абсолютно все: прохожие, водители машин и даже жители домов выглядывают из окон, смотрят на него и смеются. И казалось, что мама нарочно ушла в магазин, чтобы он, солидный человек, школьник, выглядел посмешищем, нянчась с девчонкой...
И так глубоко Глеб-первоклассник погрузился в злость и сожаление, что не сразу заметил, что с Лолкой стоят у пешеходного перехода, по которому только-только на зелёный рванули автомобили.
Он услышал скрип тормозов и визг шин тормозящего автомобиля, и весь вытянулся, чтобы разглядеть, как какая-то бабушка на пешеходном переходе ловила собачку, сорвавшуюся с поводка и испуганно метнувшуюся около колёс рванувших с места машин.
Хозяйка подхватила на руки своего пёсика, и было видно, что ей трудно разгибаться, и что у неё сильно дрожат руки, а лицо побелело настолько, что губ было почти невидно на слегка зеленоватом лице. А ещё Глеб увидел, что старушка плачет и целует свою глупую собачку прямо в морду, а собака прижав уши трусливо косит взглядом на машины, что ехали мимо.
И Глеб обернулся проверить, на месте ли его непоседливая сестрёнка. Она, вытянув шейку, пыталась рассмотреть за мчащимися машинами отчего случился переполох. Брат вдруг подумал, а если бы не собачка, а вот она, Лолка, могла бы попасть под машину?.. Что вот этих маленьких ручек и ножек, вот этих светлых кудряшек, что подпрыгивают от каждого шага, вот этого всего могло бы... могло бы и не быть?..
И то, что стало вдруг больно-больно в груди, Глеб помнил очень хорошо А то, что он уже первоклассник, что он солидный человек, вдруг мигом вылетело из головы. И на маму он мигом перестал злиться, и Лолкины вопросы его тоже перестали раздражать, а удивлённые широко распахнутые глазки умилили его до слёз, и он присел и обнял, прижал к себе молчавшую Лолку. И стал смотреть в небо - нельзя испугать такую кроху своими слезами, нельзя! 
И такой ком слёз радости, что она жива, и восторга, что она у него есть, и готовности всех-всех отлупить за неё, такую маленькую и хрупкую, и благодарность маме и папе, решивших, что ему очень нужна маленькая сестрёнка, скопился у него в груди, что было трудно и даже немного больно дышать. и Глеб долго так обнимал сестру, пока смог удержать слёзы и встать и пойти с малышкой домой.
И теперь ужасно похожая малявка шла как раз впереди него и что-то спрашивала с таким серьёзным видом, кивала, важно оттопыривала свои  смешные маленькие губы и запрокидывая голову. Глеб умилённо улыбался, и не сразу понял о чём она говорит с матерью.
- Не думаю, что ему нужно знать про это, - и мама девочки тяжело и грустно вздохнула.
- Мама, -  девочка, похожая на маленькую Лолку, - подёргала мать за руку, - а ласскажи ещё про папу. Вот как ты всегда начинаешь: он очень-очень тёплый и ещё очень-очень класивый.
Женщина на пару секунд задумалась, а потом начала:
- Он очень-очень тёплый, да, дочка. И очень-очень красивый...
- А дальше?
- И ещё он очень хороший человек.
- И ты его любишь?
- Да, люблю, - тихо говорила мать девочки, всё также двигаясь вперёд по грунтовой дороге между двумя рядами заборов.
- А он тебя любит? - любопытствовала малявка.
- Не знаю. Ладно, зайка, открывай, - и женщина вытянула руку, которой держала девочку, в сторону, чтобы малышка свернула к ближайшей калитке. - У меня сумка тяжёлая.
Глеб застыл, глядя на женщину. Он пытался рассмотреть её внимательнее, ещё когда услышал: "... очень-очень тёплый". Он вспомнил и эти слова, и интонации. И даже ощущение тёплой и нежной женской руки на своей обнажённой груди. "Глеб, ты очень-очень тёплый. И ещё очень-очень красивый...". И ещё вспомнил, что после этих слов его губ всегда робким поцелуем касались губы той Тани, что когда-то помогла ему поверить, что он нормальный, обычный нормальный мужчина.
Это был Таня. Его Таня. И не его. И эта девочка, что так похожа на Лолку... Случайно ли она так похожа на  его сестру?